Может, так случайно совпало, но спектакль «История села Горюхина» (режиссер Андрей Андреев) «случился» накануне дня рождения А.С. Пушкина. Кроме того, сценическую жизнь тексту классика подарил Государственный Пушкинский Театральный Центр. От таких «околоспектакльных» деталей было еще любопытнее узнать, как же прозвучит пушкинская тема для зрителя 1-го Международного Фестиваля камерных и моноспектаклей «LUDI». Сами авторы спектакля назвали его жанр «презентацией рукописи Ивана Петровича Белкина».
Когда началось театральное действо, понять трудно. То ли когда зрители собрались под куполом театра «Свободное пространство», в малом зале, в предвкушении очередного фестивального показа. То ли когда вбежал взволнованный, с сигаретой в зубах, исполнитель главной и единственной роли Сергей Барковский. То ли когда опоздавшие зрители все приходили и приходили, а Барковский их запускал, словно «по сценарию», приговаривая: «Есть ли еще кто? Заходите». То ли когда актер, приглаживая края «старинной рукописи» изрек: «Если бог пошлет мне читателей, то, может быть, для них будет любопытно узнать, каким образом решился я написать Историю села Горюхина. Для того должен я войти в некоторые предварительные подробности». И — погрузился в повествование, которое и обрастало на наших глазах этими самыми «подробностями».
Впрочем, «погрузился» здесь не вполне адекватно отражает действо, свидетелями которого мы были. С какой-то непостижимой легкостью Сергею Барковскому удалось совершить «два прыжка» назад, в девятнадцатый век, и одновременно оставаться здесь, с нами, разговаривать с залом, импровизировать, апеллировать к нашей памяти, заручаться нашей поддержкой — в общем, вести полноценный открытый диалог.
Так кто же наш новый знакомец? Сочинитель Иван Петрович Белкин? — Тогда почему на фотографии его мать — это Наталья Николаевна Гончарова? (жена А.С. Пушкина. — И.К.) Или, может, это перевоплотившийся в своего персонажа сам Александр Сергеевич? Вот и портрет его в шкафу. — Позвольте, но как может быть, чтобы «Пушкин» знал и цитировал Л.Н. Толстого, Чехова, Горького?... Нелепица, обман? Отнюдь — всего лишь талантливая мистификация! Причем «мистификация о мистификации» — если вспомнить «биографию» вымышленного пушкинского героя, историографа, Белкина.
Владеть вниманием зрителя и «гнаться воображением» за тем, что живописует Белкин, актеру помогают средства так называемого «вертепного театра». То есть вы не в зале, а на площади, в толпе, и для вас играют не актеры, а куклы, извлекаемые кукловодом из деревянного ящика. Представили? Только мы были все-таки в зале, и кроме ярких тряпичных и деревянных кукол было мастерство Сергея Барковского: как он чУдно показывал пантомимы, особенно «узнавание Аничкина моста в Петербурге», как он волновался и «гнал ямщика», сидя на шкафу, как радостно выбежал из зала навстречу «подросшим березкам», как он чрезвычайно правдоподобно «уснул» прямо посреди спектакля «в своей вотчине», как он краснел от натуги проявить себя в писательском мастерстве!..
Раз уж писатель решил презентовать свою рукопись — жди, читатель, что тебе могут подкинуть порцию литературных аллюзий. То мы видим, как промчалась гоголевская «Птица-Тройка», то вдруг от Невского проспекта повеяло «гулянием». То после поисков себя в литературе на Белкина «наваливается» чужая проза в виде обрывков известных цитат из классики: «Звук лопнувшей струны» (А.П. Чехов, «Вишневый сад». — И.К.), «Все счастливые семьи похожи» (Л.Н. Толстой, «Анна Каренина» — И.К.), «В человеке все должно быть» (А.П. Чехов, «Крыжовник» — И.К.). Правда, эти «остатки» знаменитых фраз выдаются за целостные мысли, отчего возникает дополнительный комизм ситуации, когда «все уже сказано до тебя», в которой пребывает наш незадачливый сочинитель. Поймать мысли-насекомые (именно такой образ выбирает Сергей Барковский) не получается, и он ничтоже сумняшеся «оставляет мысли и берется за повести», научаясь в «анекдотах» выражаться «правильно, приятно и свободно». Впрочем, мысль «быть наблюдателем и пророком веков и народов» не покидает Белкина и все же воплощается в жизнь — благодаря счастливому случаю. Предметом исторических исследований и описаний становится «страна, число жителей которой «простирается до 63 душ», его родное Горюхино. Здесь необходимо остановиться и напомнить, что сам текст А.С. Пушкина ироничен до крайности. Прочитайте или перечитайте эту небольшую повесть-набросок и убедитесь в этом лично.
Белкин, наконец, находит себя в историографии, и зритель окунается во времена «когда все было хорошо», «золотой век» Горюхина оживает во всех красках: здесь вам и одежда жителей, и их нравы и обычаи (среди которых особое место, конечно, отведено тризне и храмовому дню), и их музыкальное творчество, и склонности к «чувственному наслаждению пьянства». В роли горюхинцев — Сергей Барковский и куклы. Причем любопытно: простые жители — тряпичные куклы, староста же их — неодушевленная кукла («А, это не человек» — несколько раз повторяет рассказчик), а тех, кто обличен властью, «играют» деревянные болванчики, которым актер просто меняет головы — в знак того, что «правители менялись». Очень лаконичный символ, снова отсылающий к классической русской литературе, в частности, к произведениям Салтыкова-Щедрина.
Про зрителя актер не забывает ни на минуту. Погодите, он даже угостит вас от лица гостеприимных горюхинцев «водочкой с грибочками»! А после предстанет шарманщиком, распевающим песни Архипа Лысого. Движемся к финалу. Зажженная в начале спектакля свеча почти догорела. Иван Белкин оканчивает «свой трудный подвиг». А Сергей Барковский завершает спектакль фразой из текста: «Кажется и мне, что, написав Историю Горюхина, я уже не нужен миру, что долг мой исполнен и что пора мне опочить!». Он закуривает, хватает за веревочку «траурный поезд с горюхинцами» и медленно удаляется со сцены, затягивая: «Ах ты, староста Антон, обокрал бояр кругом...» (из репертуара все того же Архипа Лысого).
Белкин (Барковский) оставляет зрителя наедине с горящей «страной». И в огне исчезают и Горюхино, и мифы о его благоденствующих временах и разорении, и самая мистификация. Как будто никогда и не было ничего. Как-то странно в эту минуту чувствовать зрителю свое одиночество, как будто его бросили на полуслове, и то растаявшем в клубах дыма... «Так ведь и повесть у Пушкина не окончена», — поясняет закономерный финал сам актер. Так и с историей: а была ли она?
Для многих «История села Горюхина» — образчик моноспектаклей, предельно театральный, успешно решающий задачи быть убедительным благодаря драматизму и одновременно иронии в игре актера, точный в плане сценографии, безукоризненный в выборе «выстреливающего ружья», реквизита.
То, что Сергей Барковский продемонстрировал на сцене, его удивительное чувство века девятнадцатого (словно он пришел оттуда) и способности «рассказать» об ушедшем времени сегодняшнему человеку корпус критики фестиваля «LUDI» назвал «тайной мастерства». С этим трудно не согласиться. Его совместная с режиссером работа — это какая-то удивительная многослойная, полисемантическая презентация русских — и литературы, и истории, и театра.
20.07.2010
Автор: Ирина Крахмалева
