О фестивальных спектаклях

Видеосюжет Арсения Куликова

Чисто ирландская жесть

Интернет-портал «ИнфоОрел»

Ирландская «жестокая комедия» про череп из Коннемары

В третий день фестиваля, 9 июня, прямо на сцене «Свободного пространства» во время спектакля «Череп из Коннемары» лил ирландско-орловский дождь, который привезли к нам режиссёр и артисты пермского театра «У моста».

На орловском фестивале «LUDI» пермский театр впервые блистал в 2011 году: спектакль «Сиротливый Запад» по одноименной макдонахской пьесе был отмечен в номинации «Лучшая режиссёрская работа» по версии молодёжного жюри, а профессиональное жюри признало лучшим актёрский дуэт Василия Скиданова и Владимира Ильина, играющих братьев Коннор. Именно с «Сиротливого Запада» началось освоение режиссёром Серегем Федотовым странного художественного мира ирландца МакДонаха.

К настоящему моменту 47-летнего Мартина МакДонаха критики называют классиком, современным Шекспиром. МакДонах также создал и свой мир кино: он является сценаристом и постановщиком удостоенной премии «Оскар» короткометражной ленты «Шестизарядник» (2004) и полнометражных картин «Залечь на дно в Брюгге» (2008) — за участие в нём актеру Колину Фареллу вручили «Золотой глобус», «Семь психопатов» (2012). В октябре этого года в США объявлена премьера нового фильма Мартина — «Три билборда за пределами Эббинга, штат Миссури».

Мартин МакДонах пришёл на пермскую сцену через посредство... чехов. В 2004-м в Праге Сергей Федотов увидел постановку «Сиротливого Запада», после чего за пару недель сделал первый в России свой собственный спектакль по этому материалу. Пьесу с чешского на русский переводил сам. Потом завершил работу над «Линэнской трилогией» («Красавица из Линэна», «Череп из Коннемары», «Сиротливый Запад»). В итоге сценически освоены все восемь написанных к сегодняшнему моменту пьес ирландца.

«Моя миссия и миссия нашего театра, — говорит Федотов, — показать театральному зрителю, российскому и зарубежному, что такое МакДонах, что его театральное направление совершенно уникальное и самостоятельное. Огромное количество театралов и критиков, посмотревших его постановки других театров по его пьесам, не принимают МакДонаха. Только после того, как мне с огромным трудом удается затащить их к себе на просмотр, только после этого они приходят к мысли о том, что МакДонах — гений».

Чтобы проникнуть в эстетику творческих поисков МакДонаха, нужно искать ключи — в своём жизненном опыте, в отношении к искусству и классике, в том числе русской (или — в первую очередь к русской), в умении различать реальность и ирреральность происходящего, а также устанавливать грань между иронией и сарказмом. И пермский театр, такие ключи отыскав, с успехом показывает МакДонаха по всему миру, вывозит его на разного рода фестивали, а в 2014 и в 2016 годах провёл у себя в Перми, соответственно, I и II Международный фестиваль МакДонаха.

Кстати, Федотов был в Ирландии и на месте действия тех пьес, которые написал МакДонах, поверял свои художественные находки с действительностью. И даже совершенно случайно встретил приехавшего на родину ирландского автора.

Сергей Федотов, художественный руководитель театра «У моста»:

«Мы ставим не только МакДонаха. 90 процентов репертуара нашего театра — это классика: три спектакля по Булгакову, три — по Достоевскому, четыре — по Шекспиру... Это такая шумная история с МакДонахом. Все забыли, что мы сначала были главными специалистами по Гоголю, Чехову, Булгакову. 13 лет назад никто не знал о МакДонахе. И не узнали бы, если бы театр „У моста“ не поставил его. Первая постановка, „Сиротливый Запад“, была показана везде, и через наше восприятие российские театры поняли, что такое МакДонах. За три года до постановки „Сиротливого Запада“ была напечатана в „Современной драматургии“ пьеса МакДонаха „Королева красоты“, но её никто не заметил, не поставил. Все пьесы МакДонаха мы поставили достаточно быстро. Мы его ставим, потому что он гений. Говорят, что это „тарантино-театр“, но это совершенно не так. Потому что у МакДонаха в его жестких сюжетных историях всегда есть человечность и душа. Он антипод всей современной драматургии, которую именуют „чернухой“. Наши сегодняшние проблемы, жестокие ситуации он поворачивает так, что мы начинаем открывать что-то в себе, понимать, что мы становимся добрее, что человека надо любить, что есть, в конце концов, такое театральное направление, как жестокая комедия. Раны нужно разрезать, чтобы выпустить гной. МакДонах умеет это делать и лечит».

Сергей Павлович признался, что его спектакли со временем претерпевают изменения. Версия «Черепа из Коннемары», которую видел орловский зритель, новая, артисты не играли её играли три года. Эта пьеса относится к так называемой Линэнской трилогии и крайне редко ставится в театрах. Отчасти из-за специфической темы и невозможности подобрать средства для её интерпретации. Федотов считает, что спектакль, являясь камерным, отлично подошёл по формату к орловском фестивалю. Кроме того, он отсылает к уже увиденному зрителю «Сиротливому Западу» (тема взаимоотношений братьев, образ отца Уолша и др.).

Ломающий каноны и шокирующий своей парадоксальностью, МакДонах создаёт драматургию «на грани», выраженную непривычным языком. И если попытаться пересказать сюжет происходящего в пьесе (перед нами что-то вроде чёрной комедии-детектива, если определять жанровые особенности), не исключено, что у кого-то от жестокого и даже дикого сюжета волосы встанут дыбом и по спине пробежит неприятный холодок. Взять тот же «Череп...». Мик Дауд (Владимир Ильин) по роду деятельности могильщик: примерно каждый семь лет он должен извлекать с крохотного по размерам кладбища истлевшие останки земляков, чтобы освободить место для новых успоших (эта реально существующая традиция в описываемых в пьесе местах). И делает это он с согласия священника Уэлша и при непосредственном участии братьев Хенлон. И вот теперь ему предстоит извлечь из могилы то, что осталось от его жены Уны. Погибшей, к слову при загадочных обстоятельствах: жители городка все эти годы подозревают Мика в убийстве. Мог ли человек, крушащий колотушкой на наших глазах черепа несчастных покойников проломить череп своей супруге и, возвратившись с улице по локоть в крови, разбить голову придурковатого Мартина (Василий Скиданов)? То, что мы видим, существует за гранью морали или приближает нас к ранее не познанному?

Мистика и тайна окутывают сцену, на которой царит зловещий сумрак (одновременно на атмосферу работают свет, звуки, очень точные декорации). Действие сосредоточено в левой (дом Мика) и правой частях сцены (кладбище). Между ними бьётся жилка сомнений. Два вопроса сидят в головах местных жителей, и они озвучиваются собутыльницей Мика, бабушкой братьев Хэнлон, Мэриджонни Рафферти (Марина Шилова) — причастен ли Мик к смерти жены и что он делает с выкопанными останками? И разрешить эти сомнения, понять истинность намерений странноватых жителей городка не поможет незадачливый полицейский, мнящий себя детективом и мечтающий о повышении по службе, но не видящий дальше своего носа. Не найдя на черепе Уны следов преступления, Томас (Илья Бабошин) сам выдалбливает в кости дыру-«доказательство», чтобы получить от Мика чистосердечное признание. Но вину Мика не смогли доказать в ходе расследования. Да и как бы смогли, с такими правоохранителями, как Томас?.. А вина ведь есть — её читаешь в глазах персонажа, она, как груз, обнаруживает себя не единожды по ходу действия, но особенно — в финальной сцене, когда Мик остаётся наедине с черепом супруги...

На твоих глазах прах мёртвых попирают. И Мартин не только не останавливает Мика — он помогает ему крошить черепа, словно это весёлая игра. И всё это не только возможно смотреть — смотришь с удовольствием и сквозь смех. Сверхъестественное, что давно заметили критики, у Федотова всегда идёт в синтезе со стихией юмора. Но смешное не значит легкомысленное, несерьёзное. Ещё М.М. Бахтин в своё время, в исследовании природы смеха, декларировал то, что смех универсален, он восстанавливает амбивалентную целостность, очищает и спасает от односторонности, от авторитарности, от страха и глупости.

Подозрения жителей городка в отношении Мика приводят к тому, что он из чувства мести решает их ожидания оправдать и совершить злодеяние. Людская молва порождает ту действительность, в которую хотят верить. Но преступный замысел порушен — окровавленный Мартин не только не собирается умирать от руки Мика, он избегает быть добитым Томасом, заключая, что денёк сложился для него отлично, потому что ему достались ещё и билеты в аквапарк...

Мы не можем что-либо утверждать, не зная всех фактов... В самых разных вариациях в пьесе и постановке (и это многажды вызывает смех в зале) обыгрывается слово «факт», но почти всегда имеем дело с псевдофактами (как, к примеру, в случае с выдуманной Томасом для устрашения Мика статистикой наездов на детей на тракторах). Здесь с упоением роют землю на могилах — в поисках «фактов». Едва возникшее подозрение здесь готовы приравнять к факту, а вот реальные факты не замечают, анализировать не умеют. И зрителю дана свобода собственного поиска-копания смыслов.

«Сегодня всё первое действие зритель сидел в шоке, не понимая, как можно произносить такие вещи, как можно говорить про это. Но суть не в том, про что говорить. Все темы очень острые и яркие. Это наша жизнь. У МакДонаха так об этом написано, что это не вызывает отторжения и неприятия. На безбашенного подростка из „Черепа из Коннемары“ просто все плюнули, а у него есть душа. Он любит бабушку и всех своих родственников. МакДонах пишет про душу, про человека, про любовь», — поясняет С. Федотов. И добавляет, что в постановках по МакДонаху в корне неверно увеличивать жестокость, сгущать и без того мрачные краски. В первую очередь надо понимать, что ирландец говорит о доброте.

Действительно, Федотов талантливо, умело рисует парадоксальный, во многом абсурдный, но такой человечный мир МакДонаха и вслед за автором подводит к мысли о неизбежной любви к этим чудаковатым персонажам, часто далеко не симпатичным, отчаянно глупым и недалёким, в доску ирландцам и одновременно не имеющим ни национальной, ни этнической принадлежности. Если хорошо присмотреться, проявленная жестокость героев вдруг оборачивается болью искалеченной души (словом, это продолжение истории про маленьких людей, судьбу и страдания которых обнажила миру русская литература). Нельзя не отметить заслугу артистов, которые за два действия успевают проникнуть в самые сокровенные уголки души своих персонажей и породить искреннее зрительское переживание.

Ирина Крахмалева

Мракоборцы

Постановка «ЧЕРЕП ИЗ КОННЕМАРЫ» стала одним из самых очаровательно-мрачных спектаклей фестиваля (режиссура и сценография — Сергей Федотов).
Пермский Театр «У моста» проник, кажется, в самые глубины непростой драматургии М. МакДонаха, сделав произведения ирландца ключевыми в своем репертуаре. Многолетнее срождение с идеями писателя теперь уже чуть ли не определяет мировоззрение худрука и режиссера Сергея Федотова и подход актеров к творчеству.
Гротесковый психологизм в спектакле гармонично сочетает с «черным» юмором и доводит таинственное, порой абсурдное звучание пьесы до самых высоких нот.
Было что-то мистическое даже в том, что Орел встретил пермяков ливнем: в первом действии, насквозь промокшие от дождя персонажи спектакля входят в аскетичное жилище не совсем радушного хозяина — могильщика Мика Даута.
Он вот-вот должен приступить к ежегодной эксгумации земляков, дабы освободить место на кладбище для новых бедолаг. Мужчине, который и без того не в восторге от предложенной миссии, в этом году предстоит разрыть могилу собственной жены, с обстоятельства смерти которой не все ясно...
На помощь и в наказание ему волей судьбы дан здоровый детина Мартин, не отличающийся ни умом, ни моралью.
Руководить процессом старается местный горе-полицейский Томас Хэнлон, жаждущий славы великого сыщика.
Мужскую компанию разбавляет старушка Мэри Рафферти, у которой две радости в жизни: лотерея «Бинго» и виски.
Эти герои ни на что не претендуют и никуда не спешат, оттого темп спектакля становится очаровательно тягучим. Есть пленительная длительность и вместе с тем какая-то тяжесть мигрени во всех этих пустых разговорах, сиюминутных перебранках, вспышках гнева, громком смехе.
Постановка, как человек, имеет свой характер, душу, облик. И зритель принимает все это без условностей и уступок, как стеклянный глаз моряка, как бородавку на носу старухи.
Сцена словно делится на два мира, неожиданно, но верно перетекающих друг в друга: обстановка маленькой грязной комнаты и кладбище, пугающее шоковой реалистичностью. Холод тумана пронизывает до костей, звуки кажутся воззванием мертвецов, засохшие деревья — призраками. Даже немного коробит привычка, с которой герои относятся ко всей этой мрачной взвеси. Это их обыденная среда, в которой формировалась и росла душа, которая когда-нибудь заберет с собой...
Если большинство спектаклей фестиваля — о жизни, этот, безусловно, посвящен смерти.
Смерти как логическому концу. Смерти — как жизненной привычке. Смерти как наказанию. Смерти, как терзающей тайне и нависшей угрозе. Смерти как неприятной данности, но не избавлению.
Отчаяния абсолютно нет, как, впрочем, и разочарования.
Есть привычка и необходимость. Правда, какой-то момент в душе могильщика разгорается жестокий бунт — против мира, против себя, против сплетен, против глупости. Оказывается, и смерть не последняя черта. Есть еще что-то более страшное, сродни неистовой войне с костями, собственноручному убийству своей души в живом пока теле.
Характерные для МакДонаха темы в постановке умножены и доведены до предела, раскалены добела.
Здесь нет чувствительных натур и тонких характеров. Для всех намного важнее загадка чужой смерти, а не своей жизни.
Мэри Рафферти, безусловно, интересная, яркая, трагичная и комичная старуха готова самые страшные подозрения разменять на алкоголь.
Томас Хэнлон служит не закону, а честолюбию, оказывается тем еще психопатом.
Мартин... О нем разговор особый. В первом действии герой предстает здоровенным придурковатым детиной, типичным представителем, скорее, Техаса, нежели Ирландии. Как реп нараспев он читает свои нескладные мысли, по-детски наивно забавляется с черепами — клевыми старыми штуками.
Но потом подсознательно чуть ли не в традиции Достоевского принимает страдания, словно понимая, что мотивы обидчика сильнее преступления, а признание страшнее всякого суда.
Абсолютного чуда не случается, но детина, оказавшийся в двух шагах от смерти, вдруг понимает: в мире должно быть уважение — и к умершим тоже... А зритель воспринимает-таки Мартина как простого доброго малого, который решает, что любит жизнь в любом случае.
Основная мишень юмора спектакля — беспросветное невежество, оторванность от корней. Драматизм здесь переплетается с темой формирующей среды: черепа на столе смотрятся страшнее, чем в гробу. Человек, выросший среди могил, будет воспринимать кладбище, как родину. Воспитывающийся среди мерзавцев, найдет мораль в их поступках.
С любовью и нежностью в спектакле говорится лишь об умершей супруге Мика Даута. Будто лишь она живая.
Могильщик облекает в гнев свою безысходность, испепеляя, возможно, последнее ценное, что оставалось в его душе, но жизнь продолжается. В таком привычном хаосе покой даже не снится.
Актеры говорят о некрасивости смерти, а обстановка — о некрасивости жизни. Но есть один момент, когда все вокруг пронизывается грустью и, как ни странно, смыслом. Мик Даут нежно обнимает череп жен и сидит так. Долго. Долго. Но вместо ответа и прощения лишь зловещий дым...
В этом мрачном спектакле было кое-что светлее и пронзительнее даже чем луч фонаря, рассеивающего кладбищенскую тьму, — работа актеров (Владимир Ильин, Василий Скиданов, Илья Бабошин). Их герои, какими бы ни были абсурдными и экстравагантными, ни на миг не казались странными. Для шуток не было запретных тем, потому что эти люди целиком и полностью вовлечены в круговорот мира, в котором за жизнью — смерть, за смертью жизнь, за плачем — смех. Не было ощущения игры с запретом или протеста, несмотря на весь драматизм и напряженность.
Персонажи словно вечно существовали под гнетом могильной плиты, но не стали униженными или оскорбленными.
Пускай страшная, но все же гармония, в спектакле объединила самые важные и бессмертные темы. Там, где, должно было быть сумасшествие, вылилось отчаяние. Гнев рассеялся о братские объятия. Правдоподобность скрестилась с символизмом.
В сущности, ничего не изменится. На следующий год могильщик вновь приступит к работе. Это и есть продолжение и преемственность.
С жизнью и смертью трудно примириться. Но всегда трудно удержаться от того, чтобы не поиграть с ними.
Если говорить, возвращаясь к неповторимой манере МакДонаха — классный выдался денек.

Ольга СУДАРИКОВА

Проломленные молотком черепа и зажаренные хомячки. Орловцам показали черную комедию от автора «Семи психопатов»

В Орле в рамках международного фестиваля камерных и моно спектаклей LUDI пермский театр «У моста» представил черную комедию по пьесе современного английского драматурга Мартина МакДонаха «Череп из Коннемара». За развитием событий на сцене следил корреспондент «Орловских новостей».

Пьеса «Череп из Коннемара» рассказывает о жизни провинциального городишка, в котором жизнь так скучна и однообразна, что местые жители даже не замечают смену времен года. Изредка старики развлекаются картами, еще реже слушают проповеди. Для молодежи единственные развлечния — потасовки на дискотеках и зажаривание хомячков.

В таком неспешном ритме люди сменяют друг друга на этом свете, а также в своих могилах. Раз в семь лет пожилой могильщик проводит эксгумацию останков, измельчает кости и сбрасывает их в реку, освобождая тем самым места на кладбище. Его тихая жизнь меняется, когда подходит время поднять останки жены, погибшей при странных обстоятельствах. Местные жители открыто подозревают именно его в ее смерти. В напарники для извлечения костей ему назначают неотесанного юнца, который воспринимает предложение покрушить черепа молотками, да в компании возможного убийцы, как самый лучший день в своей жизни.

Стоит отметить удачную сценографию спектакля. Все действие происходит в двух локациях: дом могильщика и кладбище. Все предметы подобраны и изготовлены с особой тщательностью, в результате все происходящее приобретает нужную атмосферу. Однако, режиссер спектакля не усложнял себе работу. Он четко следует авторским указаниям к пьесе по декорациям и мизансценам. Оба места действия находятся на сцене одновременно, как бы стирая границы между жизнью и смертью. К слову, этот прием использовали и другие режиссеры, ставящие «Череп».

Спектакль наполнен черным юмором, уморительными диалогами и ругательствами, присущими современной западной драматургии. С творчеством Мартина МакДонаха знакомы многие киноманы. По своим же сценариям он снял известные «Семь психопатов», «Залечь на дно в Брюгге», «Шестизарядник». К черным комедиям на экране современный российский зритель давно привык. Сюжет «Черепа из Коннемара» легко представить в режисерском исполнении Квентина Таранино, в его картинах, как и в пьесе МакДонаха, все действие строится на мастерских актерских диалогах.

Однако подобная пьеса в постановке российского провинциального театра кажется претенциозной, но до конца не реализованной. В сценах, где персонажи должны буквально вцепляться друг в друга от негодования и гнева, актеры «потухают», не набрав нужного накала, потому их неловкие потасовки на сцене выглядят неубедительно.

События, происходящие на сцене, хотя и можно перенести на наши современные реалии, сравнить с жизнью в российской глубинке, но искушенный зритель ждет чего-то большего, чем просто взглянуть в «зеркало», отражающее злую реальность. Сюжет, в котором, по сути, ничего не происходит, а также открытый финал, когда ни автор, ни режессер не дают ответа, действительно ли главный герой зарубил свою жену, заставляют зрителя задуматься: «А зачем мне это показали?»

Спектакль посмотрела Ольга Каштенкова