Вспоминаем спектакль «Завтра была война»
21 мая исполняется 95 лет со дня рождения Бориса Львовича Васильева, русского писателя, автора пронзительных книг о войне. Если кто-то не читал его книг, то фильмы о войне, снятые по его сценариям, известны каждому. Это знаменитые «Офицеры», А зори здесь тихие«, «Аты-баты, шли солдаты», «Я — русский солдат», «Завтра была война» и другие.
В 17 лет Б.Л. Васильев ушел на фронт добровольцем. В своих произведениях он описал войну такой, какой видел и помнил. Борис Васильев и сегодня остается одним из самых именитых отечественных классиков военной прозы.
В рамках проекта «Листая старые афиши» в день рождения Б.Васильева мы вспоминаем легендарный спектакль Орловского ТЮЗа «ЗАВТРА БЫЛА ВОЙНА» (реж. Б. Цейтлин, худ. Н. Свиридчик)
Зрители орловского ТЮЗа, конечно, о войне знали понаслышке, поэтому их распахнутые сердца вбирали безоговорочно все, что предлагал театр.
Обращаясь к прозе В. Быкова, Б. Васильева и В. Кондратьева, постановщики спектаклей Юрий Копылов и Борис Цейтлин не довольствовались существующими инсценировками, они монтировали эпизоды не последовательно, не по сюжету, выбирали события, соединяя их контрастно: мирная жизнь разрушалась военным событием. Сцена лирическая соседствовала с высокой патетикой подвига. Этот ассоциативный прием заставлял зрителя смотреть спектакль в напряжении, думая, размышляя о жуткой нелепости, неестественности для нормального сознания состояния войны, разрушающей счастье, на которое человек имеет право. Сценография лаконичная, образная, выявляла острую конфликтность действия. Свет на маленькой сцене делал чудеса, формируя то или иное пространство. Точная звуковая партитура, образная мизансцена, — язык спектакля — типичный для режиссуры молодежного театра 70-х годов.
Спектакль — притча «Завтра была война» выстроен с математической точностью. Режиссер Борис Цейтлин не допускает двойственности толкования событий и слов. Здесь все уравновешено, все имеет начало, середину и конец.
Принцип фотографии, только ожившей, использует режиссер в первом акте, когда заявляет тему спектакля. Зрители как бы перелистывают страницы альбома, иногда внимательно вглядываясь в лица героев. Часто страницы перелистываются в быстром темпе. Тогда массовые сцены становятся объемными, приобретают чуть ли не силу кинодокумента. И снова возникает стоп-кадр и замедленная съемка, чтобы зритель понял, на что нужно обратить особое внимание.
Доверившись лирической исповеди — повести, поверив в документальность событий, происшедших в 9 «Б» энской школы энского города, театр позволил себе большую открытость, ясность, досказанность, опираясь на документы и факты, порой более надежные, чем память одного человека. Для молодых зрителей документом времени становится сам спектакль, его тональность, интонация, настроение — все, что составляет его воздух.
Не поняв этого времени, не ощутив его хотя бы, нельзя понять, почему у героини Е. Успенской — партийного работника Поляковой, только один раз за весь спектакль смягчается голос и перестает судорогой сводить лицо.
Когда актриса, чуть забегая вперед, расскажет, что тов. Полякова погибнет во время войны, храбро сражаясь в немецком тылу вместе с дочерью, мы вдруг остро почувствуем, как полегчало этой женщине, как просветлилось ее сознание в новых нелегких испытаниях. Ведь мы видели, какой пустыней становилась душа этого бойца гражданской, бойца индустриализации, уже не говорящей, а заклинающей себя и других: «Текущий момент — архисложен: Справедливо то, что полезно обществу: человека вообще — нет, есть — гражданин». Из эпизода в эпизод она боролась бесстрашно с отчаянием, как подобает бойцу.
В спектакле каждый проходит путь заблуждений, познания и прозрения — путь, оплаченный кровью.
Спектакль далек от лозунговой звонкости, его интонация, живая и подвижная, постоянно напоминает о том, что не вытеснить чистоту неведения горечью познания, не свести жизнь к формуле.
В одной из лучших, кульминационных сцен спектакля сливаются воедино различные потоки, чтобы образовать единый и неделимый поток жизни: тихо замерла в левом углу у портала юная парочка — Зина и Юрка в предощущении первого поцелуя; кружится лихо бесшабашная Роза, распевая на собственной свадьбе с гостями в рабочем общежитии; бесшумно, тенями, подняв воротники, проходят под покровом ночи незваные гости в дом Люберецких, и Викин отчаянный крик обрывается грубым окриком; а в эти же самые минуты справа на просцениуме мать и дочь Поляковы продолжают жесткий спор о презумпции невиновности: старшая, уже почти парализованная страхом за дочь, младшая, еще не подозревая, как далек их спор от сугубо теоретического.
Военные спектакли ТЮЗа пользовались успехом. М. Осипов писал: «Спектакли нового театра дают пищу для размышлений и критикам, и зрителям. Споры о спектаклях, поставленных и сыгранных на его маленькой сцене, возникают везде. Эти споры — свидетельство популярности театра.
Давно отвыкли мы, чтобы зритель ходил не на пьесу, не на актера, а в театр. И когда зритель, плачущий, смеющийся, устраивает десятиминутные овации, начинаешь вспоминать, когда же такое было. Перебираешь — и не припоминаешь».
Новый театр завоевывал зрителя, формировал его мироощущение, заставлял по — новому смотреть на события минувшего, пробуждал самые острые ощущения и наводил на серьезные мысли о жизни, о человеке.
* Использованы материалы Людмилы Васильевой , опубликованные 30 июня 2005 года
21.05.2019
