А смех сильнее страха

Неподражаемый еврейский юмор, еврейская музыка и танцы вовсе не создавали впечатления какой-то местечковости, напротив, что-то космическое ощущалось в чёрно-бело-сером мире деревеньки Анатовки, что под Одессой. Здесь в самом начале XX века мирно жили русские, украинцы и евреи. Каждый по-своему молился Богу и проживал жизнь так, как проживали её многие поколения предков.

Но уже с первых минут представления, когда на лёгком занавесе появилась серая дорога, уходящая вдаль, стало ясно, что ещё предстоят «богоизбранному народу» очередные испытания, что не нашёл он пока своей земли обетованной...

Мы привыкли рассуждать масштабно — о событиях мирового характера, роли личности в истории и прочем, но всё это кажется какой-то размытой абстракцией. Да, конечно, мы живём в обществе и не можем быть от него свободными, но искусство, и спектакль «Поминальная молитва» в частности, фокусируется на судьбе конкретного человека — молочника Тевье (Сергей Козлов), и как в капле росы отражается весь мир, так и в его жизни мы видим, как постепенно меняется всё вокруг.

Первый акт более светлый, жизнь полна мирных хлопот. Как аппетитно и умиротворяюще месит тесто жена молочника Голда (Мария Козлова). Все в привычном семейном застолье готовятся встречать субботу. Но уже заглядывает в этот привычный уклад другая жизнь в образе революционно настроенного студента Перчика (Валентин Тюрин).

Книги и спектакли в нашу жизнь тоже приходят в своё время. Шолом-Алейхем писал рассказы о Тевье-молочнике на рубеже XIX — XX веков, Григорий Горин создал свою «Поминальную молитву» для театра Ленком в 1989 году. Понятно, что это были за времена: развал Советского Союза, резкая смена мироощущения людей. А что происходит сейчас?

— Сейчас время тоже странное, — говорит режиссёр спектакля Вера Анненкова. — Смотришь телевизор и понимаешь, что эфирное время захвачено маргиналами, включаешь радио — и там какая-то пошлятина. И становится очень грустно... И для меня это не момент революции, которая, так сказать, назрела, я ощущаю момент распада. В «Поминальной молитве» не говорится о революции конкретно, хотя она приходит в Анатовку в виде студента Перчика, но дело не в этом. Дело именно в распаде, в попрании ценностей. Почему в своё время громили церкви? Если человек религиозен, если у него есть константа «я верую, у меня есть совесть», он не станет разрушать, и Тевье — совестливый человек, он всё время задаёт себе эти вечные вопросы. А люди, которые громят, они этими вопросами не задаются...

Сегодня и евреев никто никуда не гонит, более того, за антисемитизм в два счёта схлопотать можно. И в финале спектакля все персонажи дружно танцуют хава нагилу, даже православный поп слегка приплясывает. И всё больше вокруг храмов, и даже откровенные бандиты снимают со своих шей тяжёлые золотые цепи и даруют их изображённым на иконах святым, а почему-то мысль о распаде не уходит, и хочется всё чаще глотнуть свежего воздуха, и так не хочется терять то, что пока ещё является неоспоримой ценностью. Та же свобода или семья...

— Где ещё недавно такие привычные семейные встречи и посиделки, на которых каждый на равных мог рассказать, что его радует и печалит? — говорит Вера Анненкова. — Мы общаемся большей частью с помощью гаджетов или иногда выкраиваем время, чтобы «пересечься» на 15 минут среди своих вечных цейтнотов.

Именно семья вдруг начинает разрушаться у Тевье: умирает жена, уходит дочь, и тут уже с насиженного места приходится уходить в никуда, положив на телегу нехитрый житейский скарб. Эта телега всё время присутствует в спектакле. И если поначалу она является тёплым символом стабильного житейского уклада, то потом будет образом скитания и тяжкой ноши, когда «человек из последних сил везёт свой воз». Но мудрый Тевье понимает, как устроен этот мир: Ротшильд — это Ротшильд, Теви — Теви, а лошадь — лошадь...

Но когда на него словно на многострадального Иова начинает сыпаться слишком много неприятностей, он спрашивает Бога: «А это тебе зачем?»

Пронзительных моментов в спектакле много, но один из самых эмоциональных, когда главный герой хватает в руки топор, чтобы срубить возле покидаемого семьёй дома дуб, который посадил в честь его рождения отец. «Зачем жить дереву без листьев и ветвей?!» — кричит Тевье...

А за что цепляться? Спрашиваем мы себя и создателей спектакля.

— Мудрые люди утверждают: «Каждому по вере его», — говорит режиссёр. — Во что ты веришь, то ты и получаешь. Ты веришь в ад, получишь ад. Если веришь, что хороших людей всё-таки больше и что душа побеждает, то спасёшься, как спасается Тевье. Он цепляется за веру, он разговаривает с Богом почти как с отцом родным, с близким ему человеком. Он может с ним спорить и даже перекладывать на него вину, но он не теряет с ним связи.

Спектакль представлен как трагикомедия. И это жанр самой нашей жизни. В начале представления звучит завещание, которое оставил своим потомкам Шалом-Алейхем: «Пусть моё имя будет упомянуто со смехом, нежели вовсе не упомянуто»...

А что остаётся утратившим свой рай? Только смеяться.