А стоит ли ждать Годо?

В «Свободном пространстве» вновь премьера!

В смутные времена, когда стресс и угроза изоляции перекроили образ жизни каждого, получать такие новости вдвойне радостно. Да, театр — это и храм искусства, и место для дискуссии, но сейчас он еще и действенное средство моральной поддержки. Более того, в этом году у «Свободного пространства» амбициозные планы: в июне намечено проведение X Международного фестиваля камерных и моноспектаклей LUDI. Надеемся, он непременно состоится, а новый спектакль «В ожидании Годо» станет достойным участником конкурсной программы.

Пьеса, покорившая мир

На этот раз зрителю предложили драматургически и концептуально сложный материал, исследующий краеугольные вопросы бытия — пьесу классика западноевропейской литературы ХХ века, одного из основоположников театра абсурда, лауреата Нобелевской премии по литературе 1969 года Сэмюэля Беккета «В ожидании Годо».
Таинственное, бескомпромиссное, нервирующее произведение 1952 года — это трагифарс, находящийся на передовой авангарда, подрывающий основы реалистической традиции, признанный главным достижением послевоенного театра. Эта, казалось бы, несценическая вещь оказала огромное влияние на все современное искусство.
Наследие Беккета, отмеченное модернистским подходом, глубоким философским содержанием, на Олимпе англоязычной и мировой литературы находится рядом с творениями Пруста, Джойса и Кафки. Самые знаменитые писатели и драматурги современности признавали авторитет Беккета, обретшего славу еще при жизни. Пьеса «В ожидании Годо» снискала одобрение ведущих мастеров ХХ века: Жана Ануя, Торнтона Уайлдера, Теннеси Уильямса. Уильям Сароян признавался: «Эта пьеса поможет мне, и не только мне, свободно писать для театра».
Как же драматургу удалось схватить Бога за бороду? Что в его произведении помогает людям обрести внутреннюю свободу? Чем всех так заворожила пьеса? Ответы на эти вопросы создатели спектакля ищут вместе со зрителями.

В поисках смысла

Режиссер постановки — Вера Анненкова. Ее авторский почерк и серьезный подход к проблематике текста знаком орловскому зрителю по спектаклю «Лес».
Трудности работы с пьесой для постановщика и актеров начинаются с первой страницы: в ней нет сюжета, а есть ситуация мертвого штиля. Вспомним стихотворение Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет...», слова Маршака: «скука — зевок небытия», выражения «убить время», «скука смертная» — вот она, ирреальная, подобная сновидению атмосфера, в которой существуют герои пьесы. Время там переливается ртутными шариками в растекшихся от жара близости к трансцендентным истинам сюр-часах Сальвадора Дали.
В лишенной материально-бытовых координат местности, близ засохшей ивы, сошлись двое бродяг, Владимир (заслуженный артист России Валерий Лагоша) и Эстрагон (заслуженная артистка России Маргарита Рыжикова), обездоленные, неприкаянные люди на голой земле, и ждут некоего Годо. В конце первого акта слуга Годо (Валерия Жилина) сообщает героям, что месье не сможет прийти, но завтра непременно появится. Второй акт дублирует ситуацию.
Однако почти бессюжетное действо не бессмысленно. Происходящее в спектакле насквозь иносказательно и складывается в совокупность философских, психологических, религиозных, социальных символов и метафор, в чем зритель убеждается по ходу спектакля.

Поэтика абсурда

По словам Веры Анненковой, они со сценографом Сергеем Тимониным увидели пространство сцены в холодном, отстраненном минимализме японского сада камней: земля, которая «безвидна и пуста», небо неопределенного оттенка, не прозрачное и не тусклое, огромные валуны, кажется, оставленные тут доисторическим великаном. Те же валуны, словно грозовые облака или мертвые луны — спутники Земли, зависли и в беззвездной бездне, лишь условно зовущейся небесами.
Художник по свету Антон Юдаков в интервью пояснил, что визуальное решение спектакля соответствует цели создания нереального, несуществующего квазимира. Специалист по видеомэппингу Михаил Маликов рассказал, что созданный им для постановки ряд видеопроекций дополненной реальности призван еще основательней погрузить зрителя в иллюзорный мир ожидающих Годо.
Признаюсь, увиденное напомнило мне не сад камней, а мир картин бельгийского сюрреалиста Рене Магритта: та же поэтика, парадоксальность и символизм, парящие скалы, шляпы-котелки Чарли Чаплина, как у главных героев пьесы.
Японский сад камней, по сути, метафора гармонии мироздания, постулируемая как существующая и достижимая, а во Вселенной, описанной Беккетом, нет гармонии — там бесконечно раскручивающееся колесо страданий, неутолимая экзистенциальная тоска, ощущение богооставленности, вот это: «Боже мой! Боже мой! Для чего Ты оставил меня?» Свет абсурдистскому миру пьесы, навечно застрявшему в Чистилище, дает не гармония, а простое человеческое, воплощенное во взаимоотношениях Владимира и Эстрагона, которые при всех различиях симфонически дополняют друг друга.
Валерию Лагоше и Маргарите Рыжиковой достался исключительно сложный материал, но они с блеском ответили на художественную провокацию ирландского драматурга. Актерский дуэт гармонично вписался в прихотливую структуру пьесы и удачно расставил смысловые акценты, которые в пьесе, конечно, есть, но хитро задрапированы от суетливого взгляда абсурдистскими форшлагами и трелями.
Роль Поццо — выдающаяся актерская работа Альберта Мальцева. Едкая социальная сатира, гротеск, изысканно балансирующий на грани китча, выспренний декаданс немецкого кабаре 20-х годов — эти ярчайшие краски слились в образе условного господина с риторикой современного политика. В роли его раба Лаки — Валентин Тюрин. Лаки — злая сатира на несчастный ум, в погоне за истиной увязший в трясине схоластики и догматизма.

Зритель — сотворец

Работая над пьесой, Беккет стремился избежать участи Лаки: боролся со стереотипами восприятия, с условностями реалистического подхода к описанию действительности. Он погрузил читателя в темную материю бессознательного, в неспокойный мир души, где вечно странствуют, будто по кругу, бессмертные архетипы, разговаривающие на языке символов.
Драматург добивался максимальной универсальности образов, чтобы, утратив всякую индивидуальность, они стали символами. И решил эту задачу: герои пьесы обернулись живыми метафорами, в которых каждый узнает нечто свое, толкует фразы и действия персонажей по-своему. Зритель становится сотворцом происходящего в пьесе. Так неопределенность и неоднозначность стали секретом успеха произведения, причиной его тотального воздействия.
Минимализм и метафорика нового спектакля «Свободного пространства», на мой взгляд, весьма точно соответствует природе пьесы. Успешная постановка по такому сложному литературному материалу — редкая театральная удача.