Звезды зажигают люди

Газета«Орловский вестник» о спектакле «Люди Ламанчи»

Есть совершенно особый тип людей, благодаря которым все еще держится наш трещащий по швам мир. Одни говорят им вслед: «Мудрецы», другие кричат: «Безумцы!». Третьи восторженно отзываются: «Поэты!», четвертые называют преступниками. А как же нам их величать, чтобы, отбросив, наконец, цинизм и предрассудки, напроситься в попутчики?.. Да хотя бы «Люди Ламанчи», которые в новом сезоне поселились в театральной резервации «Свободного пространства»

Секрет мироздания

Земля если уж устояла со времен творения до сей поры, то только на благородных подвигах, высоких мечтах и самоотверженной любви подобных чудаков. Эти три кита мироздания для всех, запрятавших собственную душу за тысячи километров алчности, жестокости, грубости, все равно, что горы из космоса — крохотные, забавные, не представляющие абсолютно никакой опасности. Но попробуй приблизься. Гордые седые вершины растопчут своим величием самых что ни на есть каменных истуканов бытия. Вот только гора никогда не придет к Магомеду... А Дон Кихот может случайно забрести — в поисках прекрасной дамы и новых свершений.

Спектакль стал непрощальным подарком теперь уже экс-худрука театра и навсегда заслуженного деятеля искусств России Александра Михайлова, но об этом чуть позже...

Режиссер представил свою версию знаменитого, избалованного аплодисментами, мульти-платинового, обреченного на ультрасовременность и т.п. мюзикла «Человек из Ламанчи» (автор пьесы — Дейл Вассерман, музыка — Митч Ли, стихи — Джо Дэрион). Смело, дерзко, оправданно.

А началось все с того, что поэт и драматург Мигель де Сервантес самолично угодил в тюрьму за преступление еще куда более неожиданное, чем битва с ветряными мельницами. И теперь вместе со своим верным слугой (Андрей Григорьев) вынужден держать ответ перед профессиональными преступниками, а затем и перед судом испанской инквизиции. Неизвестно, что страшнее. Чтобы развлечься, криминальный контингент устраивает странному гостю, от которого безжалостно веет морем, небом, свободой и благородством, образцово-показательный процесс. Защищаясь, прокурорам и присяжным (ворам и бандитам) путник рассказывает знакомую и незнакомую историю Рыцаря Печального Образа, перевоплотившись в него.

Не обойдется тут без драконов и магов, шлема Мамбрина, замка — постоялого двора, страстей о Дульсинее, самоотверженных жертв... Но, пожалуй, никогда еще знакомый сюжет не был столь пронзительно печальным и жестоко реалистичным.

Музыка и танец — то, что раскрашивает нашу жизнь, — на сцене стало самим ее воплощением.

В них слились неоднозначность губительного урагана и бесконечная прелесть любви, жестокость наотмашь и преисполненный красотой полет фантазии. Балетмейстеру Олегу Николаеву удалось расширить границы актерских возможностей и показать, как ужасающе безгранично может быть зло, как всеобъемлюща и мимолетна гармония.

Противостояние всюду. Даже сценография в спектакле сходится в непримиримой борьбе со звуком и движением. В мюзикле более 20 вокальных номеров, поставленных хормейстером Валерией Торговой. Живые, объемные, трехмерные чувства, которыми актеры наполняют свои партии, грозятся взорвать скупую плоскость серых тюремных стен, сложенных из щитов ОМОНа, в дребезги разбивающих любой протест (художник Владимир Королев).

«Мы с тобой одной крови»

Драма в мюзикле все же гордо и непосредственно пробивается на первый план. Эта своеобразная борьба жанров выходит из далекого, пронзительного, родного — о временах и песнях...

Дон Кихот Ламанчский в исполнении Максима Громова — тот самый рыцарь на все времена и в каждом из нас. Благородный, устремленный к мечте, одержимый светом, абсолютно безумный, нескончаемо трагичный, как звук случайно затронутой одинокой струны. Его преступление с неминуемым наказанием — вера в человечность, добро, красоту...

Более прекрасного Рыцаря Печального Образа трудно представить. Обреченный сгореть дотла и снова воскреснуть, он в свое безумие и в свою любовь верит, как в клятву, как в бритву.

За Сервантесом идут преступники, вовлеченные в странную игру, за Дон Кихотом — все, кого он научил любить, за Громовым — все, чье сердце зорко...

Дон Кихот зарождает великую любовь в сердце маленького человека Санчо (Андрей Григорьев), и смешной бедолага превращается в оруженосца, готового пойти на войну со лживым миром под знаменем добра. Переименовывает публичную девку Альдонсу (Елена Симонова) в прекрасную Дульсинею, доказав, что кроме хлеба насущного есть еще розы, песни соловья и тоска влюбленных...

Пока Альдонса, хрупкая словно тростинка, грубо бравирует тем, что монета дороже любви, все мужчины до омерзения похожи и «ей все равно», она надежно защищена от боли, потерь и разочарований. Переполняющий женщину яд обид не оставляет вакуума для мысли и чувства. Когда равновесие оказывается нарушенным, обнажается сердце, битое-перебитое, но еще не получавшее смертельной раны разочарования. Хрестоматийность сюжета, конечно, страдает оттого что никакой гиперболической комичности в любви рыцаря к красавице-героине вроде бы и нет. Но боль человека в мире история сломленной Альдонсы приумножает, как знание — скорби...

Пока Дон Кихот формулирует «заветы» (любить себя таким, каким можешь стать; смотреть всегда вперед; жить с мыслью о любви), его не смущают слова Дульсинеи о том, что мир — навозная яма. Она же еще не прозрела, не видит это бескрайнее звездное небо и очарование смелого сердца. Так наивно прекрасно. И странно для тех, кто ранее был уверен, что самое тяжелое преступление — родиться: за это всю жизнь наказывают.

Надежды маленький оркестрик

Один сумасшедший сводит с ума сотни, а любовь — тысячи. На том и стоим.

В преступниках, заплутавших в морали, очутившихся на самом дне, Сервантес разглядел людей, способных вновь поверить в силу добра, любви, красоты, видеть и понимать.

Но режиссер, тем не менее, не позволяет рассчитывать на абсолютное чудо. Он дает только надежду...

Поистине лекарство может быть хуже болезни, а целитель — безжалостнее смерти.

Ночь перед посвящением в рыцари открывает все, какие только есть звезды, сцена «исцеления» Алонсо Кихано наносит смертельные удары пробудившемуся сознанию...

На смену ночи перед посвящением приходит ночь погружения во тьму — схватка с Рыцарем Зеркал.

Отражение мира в зеркале действительности Дон Кихоту приносит мучения, несоизмеримые ни с какой доблестью. Теперь он по-настоящему ослеплен. Схватка «есть» и «должно быть», происходящая в сознании, доставляет такие физические страдания, словно из его тела навсегда выжигают душу. И негде ей больше приютиться...

Но бумеранг добра вернется. Обязательно. Ведь правда?

Прощальный вечер

Конечно, атмосфера прощания худрука с театром привнесла в действо свои акценты, провела параллель «художник и мир» острием ножа.

Заговорщически скажем лишь: кто знает, тот поймет.

Как ни странно, удивительность всей этой метафоричной истории в ее реалистичности. Рыцарский пафос здесь возведен в степень, лишь чтобы пафос гуманизма был как можно более близок к обыденному сознанию. Режиссер просто дает разные примеры отношения к действительности, оставляя за каждым выбор решать, чей взгляд зорче.

Михайлов не Дон Кихот. Он знает, что мир не исправить в одночасье также ясно, как и то, что на тысячу циников всегда найдется один, безумству которого по традиции веков вновь споют песню.

Сколько их было — людей Ламанчи, которых Александр Михайлов поселил в «Свободном пространстве», которые никогда не забудутся и еще много раз отразятся — в красивых поступках и мыслях зрителей.

Волею личных обстоятельств художник решил покинуть Орел после 30 лет работы в должности худрука театра.

В переполненном зале было звезд не меньше, чем над головой Дон Кихота. И голоса выступающих на шутливо-печальной церемонии проводов звучали порой растерянно, удивленно, сбивчиво. Конечно, были слова, о рыцарстве, театре и рыцарстве в театре. О том, сколько сделано, как это дорого, что впереди еще много всего: новые постановки, и фестиваль «Люди», который вернется вместе с его бессменным директором.

Александр Алексеевич был, как всегда, ироничен, немногословен, сдержан («силен, добр, учтив, вежлив, вынослив» — все, чтобы быть настоящим рыцарем).

«Чтобы выразить все мои мысли, надо еще один спектакль поставить, — пошутил он, поблагодарив людей по обе стороны рампы и судьбу. — Это останется со мной навсегда».

Режиссер так по-особому, долго смотрел в зал. Не прощаясь, конечно, но... Трогательный получился момент...

Близкие люди никогда не расстаются. И нет разницы, в Ламанчи они живут, в Орле или Иерусалиме.

Виват, король, виват!