Чемоданы и коробки собраны, но переезд не состоится...

Сетевое издание «ОрёлТаймс» о премьере спектакля по пьесе Уильяма Гибсона «Двое на качелях»

Новая премьера 42-го театрального сезона в любимом орловским зрителем театре «Свободное пространство» (всегда живом и талантливом) – пьеса с мировой судьбой Уильяма Гибсона «Двое на качелях». Она в очередной раз заставила задуматься о времени, в котором живём.

…от помойки – к звёздам?

Герой по имени Джерри намерен «переехать» в новую жизнь. Героиня, которую зовут Гитель, мечтает о «переезде» от многочисленных связей – в единственную стоящую любовь; от разбросанности множества мелких занятий – к успеху сценического творчества. На наших глазах они попытаются построить этот новый мир своих надежд, пробиться туда вдвоем, помогая и поддерживая друг друга. Искромётно шутят, зло переругиваются, нежно заботятся о своём неожиданном тандеме. И эта несовместимая по всем приметам парочка, кажется, доберется до цели. Ведь каждый начал свою работу над ошибками. Каждый, благодаря другому, теперь лучше понимает себя.

Почему же эти отношения так похожи на разбег качелей: пока один падает вниз – другой тянется к небу; когда первый видит звёзды, второй – мусорный бак? Они постоянно не совпадают. По ритму времени, по привычкам, по сиюминутным эмоциям, по образу мышления, по опыту жизни… Качели психологического диссонанса создают драматизм и двигают сюжет. В оригинале пьеса Гибсона называлась «Seesaw», знакомые из детства качели на общей доске. Буквально можно перевести, как: «вижу» – «уже не вижу». Каждый новый миг не соразмерен недавнему прошлому.

У героев нет работы, нет денег, жизнь протекает на чердаке или в комнате-пенале. Зато есть язва желудка и расстройство сна. И возникает рефлекс укрыться одеялом – спрятаться, наконец, от ТАКОЙ жизни. Вокруг них сплошные коробки, мусорные баки и раскардаш временного существования. Такую сценографию создал актуальный режиссёр Сергей Пузырев.

Кажется, надо только перевезти вещи под общую крышу, чтобы начать сосуществовать, но спустя время с очевидностью выясняется: переезд (ни в каком смысле этого слова) невозможен. Сама жизнь трагически переехала их. Эксперимент «открываю новую страницу!» не удался.

Этот спектакль не столько про любовь, сколько про отношения. В чём разница? А вы отличаете настоящее от суррогата?

В отношения можно вступить, а можно вляпаться. Их можно выстроить, а можно шаг за шагом разрушить. Конечно, и настоящая любовь в какой-то момент может укорениться даже в случайном союзе. А может и не возникнуть: притяжение-физиология поискрит, попыхает, поиграет сполохами – и погаснет. Людям бывает выгодно быть вместе. Удобно. Тепло. Весело. Да мало ли причин для начала отношений? Физиологический пост. Эмоциональный простой. Банальная скука.

«Перестань держать своей рукой моё сердце! Мне больно!» – кричит в прошлые отношения Джерри, – красавицу, богачку и всё ещё любимую жену Тэсс забыть невозможно (артистка Ольга Виррийская, известная по главной роли в спектакле «Вторая смерть Жанны д Арк»).

Удастся ли разомкнуть этот треугольник Джерри и Гитель?

Подсказку «подождать, проявить терпение» мог дать дух Тургенева, который мы немного потревожили в годовщину его 200-летия. Писатель заметил как-то, что у некоторых «любовь» – это многоэтажный дом, в котором одновременно могут гореть множество окон; а есть люди, для кого новое чувство невозможно, пока не погаснет свет в предыдущем окне.

…У героев пьесы слишком ярко горят окна прежней жизни, и ничего с этим не поделать. Слишком много в ней призраков и теней.

… всё так хорошо, что даже плохо!

Когда Джерри (актёр Максим Громов, полюбившийся зрителям театра «Свободное пространство» по прекрасной роли Дон Кихота в «Людях Ламанчи», и в этом спектакле сыгравший «первую скрипку») вступил в кризис среднего возраста, то понял: его не устраивает всё. Его выгодно женили, ему подарили профессию, клиентуру, уютный дом. В этой упаковке подарков судьбы (статус, богатство, связи – всё приданое жены) он не может разобрать, а где Он сам? В чем его самоценность?

В пьесе Гибсона есть такой пассаж: «Мы жили, как боги, и нечаянно позабыли, что есть на свете такая вещь, как верность. Мне пришлось разыгрывать героя перед чьей-то женой, не важно чьей, а Тэсс сейчас выходит замуж за моего бывшего однокурсника…».

Ещё год назад он знал вкус хорошей еды и вина, правила игры в гольф, имел солидную адвокатскую практику. Но в какой-то момент ему зажилось так хорошо, что стало плохо… В психологии такие кульбиты описаны: некоторым людям бывает невыносимо однообразие, благоустроенный День сурка с заевшей сюжетной линией.

Противоречивость характера героя в том, что ему не хочется быть приживалом, дворцовым флюгером. При этом слабый представитель «сильного пола» продолжает «выклянчивать подачки»! Без «нянек» он не отвечает ни за одно из своих решений. Ему хочется уважать себя? Но почему-то протест против «ига жены», скуки безоблачной жизни выливается… в адюльтер.

Разве может исправить ситуацию переезд? Колесо Фортуны капризно. Где-то заело. И жизнь развернулась своим грязным и пованивающим боком.

Про случайно возникшую в его жизни Гитель он с самого начала все прекрасно понимает. «Слабое существо слабого пола». Девушка на время. Антикризисный вариант. Нештатный работник Армии Спасения с опытом «этой работы» в действии.

Джерри очень точно отвечает на вопрос об их отношениях: «Нуждаться? Нет, не то. Любовь — это всегда вместе, неразрывно, день за днем, год за годом… Любовь – это видеть глазами другого. Она (Тэсс, жена – примечание ред.) любит мосты, и ни на один здешний мост я не мог смотреть без боли, потому что её глаза этого не видят. И ещё сотни таких вещей, на каждом шагу. Не просто друг, в чём-то даже мой смертельный враг, но жена, и срослась со мной… Разве я перестану чувствовать свою правую руку, если потеряю её? Вот что такое любовь для меня».

Полёт психологических качелей, взаимный троллинг начнётся 33-им днём рождения героя. А закончится драматическим расставанием этих двоих, подчинённым житейской аксиоме: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Герои на сцене не рифмовались между собой с первой минуты и до конца.

Даже когда он меняет канву своей роли с Потребителя – на Донора: покупает Гитель мастерскую на чердаке для её занятий хореографией, носится с больной – он и этим продолжает что-то доказывать Призраку Тэсс. Она далеко. Но они в диалоге. Этот воочию зримый призрак – режиссёрская находка.

…всегда только целлофановая обёртка

Два часа на театральной сцене перед нами глубоко раненые прежними отношениями люди. «Двое на качелях» – это анатомия случайного знакомства на вечеринке: она отметила его рыжий берет, ему запали её бесконечно сочувствующие глаза. Он – «занянченный». Она – «беспризорная», девушка для многих и, по факту, — ничья.

Гитель – пострадавшая сторона в этих отношениях. У этой «простодушной дурёхи», (впрочем, как всегда в её жизненной матрице) – сплошные убытки.

Беги от него сразу, девочка, спасайся, верь первому впечатлению… Да не хватай ты эту телефонную трубку! Зачем тебе эти изматывающие качели? Он эгоист, нахлебник, хронофаг – очередной пожиратель твоего времени: энергии распахнутого на сквозняк сердца и слабенького здоровья…

Сначала Он станет скулить, как ему плохо… Сравнит себя с мухой, стреноженной липкой лентой; несчастным, тонущим в цементе. Станет пугать холодеющим трупом. Потом Он будет оплакивать свои комплексы и напрашиваться на Твои всё более изобретательные похвалы. Далее по списку – обвинения Тебя в прошлых ошибках. Потом Он поднимет на Тебя руку, начнёт обманывать, прятать глаза, а чтобы оправдать свою подлость – унижать, вытирать об Тебя ноги и, наконец, предаст! Не веришь? Между первыми вашими прогулками под лунным сиянием и то скрытым, то яростным раздражением на Тебя не пройдет и года!

За твой счёт он захочет подняться в глазах той, что отставлена, живёт за тридевять земель, но не забыта. Тебя опять используют, дурочка! Только в извращенной форме интеллектуального мазохизма… Этот мистер Колобок — он от богатой жены ушел, а уж от тебя, шальная уличная девчонка, и подавно укатится…

Не понимает Гитель. Не верит. Качели продолжают свой размашистый полёт: лёд – пламень. Пока не сломается что-то внутри…

Гитель – неразборчива в связях, ей не жалко тепла своего тела и своей подушки. Не случайно Джерри поёт гимн таким доступным (не за деньги, не по расчёту, а по доброте или лени) женщинам – их сострадание и щедрость спасает толпы ослабевших в житейских сражениях мужчин, раненых другой любовью, упавших с других колен.

Для всех своих прежних «кавалеров» Гитель – аэродром подскока, временное приземление, чтобы разобраться в себе, поправить дела и лететь дальше. Профессиональная жалельщица, идеальная жилетка для всех страждущих. Она входит во все обстоятельства очередного «любимого», «хорошего», «единственного». Её обманывают и будут использовать в этом качестве бесконечно, пока протестующая язва желудка не приберёт её в мир иной. Или девушка, наконец, не состарится и не сопьётся! Тогда этот безропотный «коврик» будут всё чаще пинать или выколачивать на заднем дворе.

Верную подсказку ей даёт Джерри, её очередной неудачный опыт, её новое поглощающее чувство: «Ты не уважаешь сама себя!»

В финале Она (заслуженная артистка Российской Федерации Елена Шигапова, известная зрителям еще со времен «Фиалок Монмартра», «Ханумы», бенефиса «И для меня придёт весна») скажет о них двоих на особый меркантильный американский лад: «Для чего? Что я получу взамен? Джюк, я плачу пенни и получаю леденец ценой в пенни, но ты – ты большая коробка шоколада, за которую я плачу десять долларов, а получаю только целлофановую обёртку! Ты обсчитываешь людей, ты мошенник, Джерри!»

Ну, да: ей надо становиться личностью, надо иметь дело и какой-то успех для самоуважения, стержень, опору в самой себе.

… играть социальный приговор или психологическую драму?

Американский писатель создал пьесу в жанре психологической драмы. И если идти за авторским текстом, можно открыть зрителю много глубинного о нюансах отношений между мужчиной и женщиной. Кстати, жена Уильяма Гибсона была психиатром, думаю, в том числе и поэтому психология связи в описанной паре (Жертва и Потребитель) так выверена: от точности первых реплик до прозрачности прощальной слезы.

Но временами кажется, что режиссёр боится показаться несовременным, доверившись автору. Хотя какой «срок давности» может быть у классики? Пьесу ставят сотни театров по всему миру…

Зрителя приглашают прямо на сцену, оставив между первыми рядами узкий коридор, в котором и происходит действие. Мы оказались как бы на передаче «Дом-2» или «За стеклом», хотя почувствовать себя поколением, живущим в понятиях сексуальной революции, удалось не всем. Не хватило, видимо, появления из табакерки ведущей Собчак с её самоуверенной и наступательной пошлостью. Кто-то просто уставал крутить головой, оказавшись в столь непривычных условиях.

А перед зрителями, между тем, развернулась социальная драма неразборчивого поколения. Но у самого Гибсона ключевые слова контекста – верность, любовь. Стоило ли их сокращать до скороговорки, как табуированные и вышедшие в «Доме-2» из моды? Лично мне эксперимент показался скорее неудачным. Ведь спектакли театра «Свободное пространство» всегда были обращены и к чувствам, и к мысли.

А вот граница между пошлостью и эротикой всегда казалась мне в театре более зыбкой, чем в художественной литературе или кино. Почему? Читаешь ты в одиночестве, и в книге работает твоя собственная фантазия; в кино интимные сцены смотрятся более жизненно, более органично, отделённые от зрителей экраном и потусторонностью происходящего, множеством дублей, умелой работой оператора и звукорежиссёра, мастерством монтажёра, который вырежет «неубедительные», неэстетичные кадры. Спасает и пульт в руках. Тебе представили красивый или волнующий продукт не для «детей до 16», но ты контролируешь ситуацию – это комфортно. В театре же соблазн раздевать-одевать героев у меня практически всегда вызывает чувство неловкости… Неловкости за актёров. Так было и на московских известных постановках, где этим грешили.

Думается, всё дело в том, что театр – это ещё более условное искусство… Отсюда – инстинктивный конфуз нормального среднего зрителя, оказавшегося в роли «подглядывающего» не по своей воле. Будто ты влетел в комнату, где «занимаются этим», тебе хочется ретироваться, а куда ж денешься… с подводной лодки?

В театре не ждёшь насилия над собой, а тебя вдруг принудительно подтаскивают к замочной скважине и приговаривают всем зрительским составом смотреть на постельные кувырканья. Как сказал бы незабвенный герой Райкина: «Тоньше надо, тоньше. И глыбже, глыбже…»

В общем, мешает это просмотру… Хочется правды существования: слышать живые интонации, переживать за героев, а не наблюдать некие технические ухищрения. При точной игре хватило бы и затемнения сцены или пары слов в тему. Остальное додумали бы сами…

В пьесе Гибсона к финалу оба героя становятся лучше и «богаче», преодолевают свои недостатки (работает главный голливудский принцип построения сюжета). В спектакле на каком-то отрезке движение характеров оказалось потеряно, сосредоточившись на старой, как мир, ситуации «вот и встретились два одиночества, развели у дороги костёр…».

…как выжить с повернутой назад головой?

Никак.

Любовь этих двух неплохих, в общем-то, людей не состоялась. Безоглядные связи, распадаясь, отравляют цинизмом и недоверием. Они остуда для души. Исключают романтику и лишают бесстрашия, которые, как чистые подземные ключи неистощимо бьют, подпитывая чувства.

Помнится, признанный эксперт в «науке страсти нежной» Пушкин называл истаскавшихся повес «инвалидами в любви»… Лермонтов описал целое поколение, не сумевшее полюбить никого, кроме себя… Автор самых глубоких психологических романов Лев Толстой в молодые свои годы жестоко ошибся, запустив тени прошлого в свою семейную жизнь. Он показал Софье Берс перед свадьбой дневник своих любовных приключений. Всю оставшуюся жизнь был за то распинаем несчастной женой и матерью дюжины их общих детей. Она умирала измученной, он – непрощённым ею.

Сегодня закрытого личного пространства всё меньше. Молодёжь, побуждаемая модой «исповедоваться на миру» даже случайным людям, до неприличия подробно открывает себя в социальных сетях. Как будто не стало и тайны частной жизни. Страшно подумать, с чем могут столкнуться, повзрослев, те, кто недальновидно запустил в свою единственную и неповторимую жизнь эти толпы случайных партнёров и недужных связей…

Пару лет назад на Ставрополье и в Астрахани среди студентов провели массированное анкетирование по этой теме. Оказалось, более 70% опрошенных хотят «верности» и «встретить единственную любовь на всю жизнь». Удивляет?

Другое дело, что «хотеть» и «мочь» – императивы по разным ведомствам. Расставания и разводы множатся, потому что  пары плохо умеют слышать друг друга. Скупы на поступок. На жертву. Из-за недоверия растёт число отцов, не признающих детей.

Возможно, молодёжный театр может стать деликатным советчиком?

Где и когда такая история могла случиться? В Америке ХХ века? Или в России 90-х? В сегодняшней глубинке? Да практически везде и всегда. В этом смысле «случайно» героев пьесы зовут Джерреми и Гитель. А могли бы звать Антоном и Настей. «Двое на качелях» существуют повсеместно, где есть тяготы быта, а в жизни мужчины и женщины правит неосознанность происходящего, нарциссический эгоизм и паралич воли.

… если придёт завтрашний день

Пьесе Гибсона 60 лет. Вы удивитесь, но в пуританской Америке тех лет была жесточайшая цензура нравов. И история, рассказанная им, была скорее постыдным и не одобряемым исключением из общественных норм, а в тексте звучала тоска по верности и даже пафос настоящей любви.

С тех пор сменилось несколько поколений. И что? В современном искусстве за последние годы похождения симпатичных, но несчастных гулён и залётных «мужей на час» показаны многоподробно, сериально, с разных сторон, до мельчайших деталей. Сожительство случайных людей стало общим местом и новой «нормой».

А давайте пофантазируем, что дальше? Представим новое цифровое время… Нашим недогероям Джерреми и Гитель стукнуло по сороковнику. Благодаря успешно-денежной работе, каждый из них закажет себе на сайте «Алибаба» по качественному андроиду. Для Джерреми – желанный робот с внешностью Тэсс и программной флэшкой Гитель (функция «спасение по первому слову 24 на 7», он-лайн). Гитель легко соединит в аватаре внешность боксёра-художника Джюка с ПО (программным обеспечением) талантливого Джерри, неистощимыми фантазиями Сэма и ещё «этого, как его там…». Закажет себе отпечатанный на 3D принтере новёшенький желудок.

И станут оба жить «в своё удовольствие»… каждый – сам по себе.

Вон дальше других продвинутые в цифровую цивилизацию японцы уже потеряли для социальной и личной жизни почти два миллиона человек от 20 до 60 лет, закрывшихся в своих комнатах у своих гаджетов на многие годы. Их называют «хикикомори». Они не вступают в брак и не работают, ни с кем не разговаривают. Большинство из них ушли в депрессию, добровольную изоляцию из-за неудач в работе, в личных отношениях, из-за несчастной любви. Японские волонтёры приезжают домой к хикки, чтобы поговорить с теми хотя бы через двери спальни.

Так что история про «двоих на качелях» в новом времени может приобрести совсем неожиданные черты. Хикикомори ни из-за кого больше не страдают. Ни с кем не ссорятся. Никого больше не любят. И, понятно, не размножаются.

«Качели жизни» остановятся вовсе? Некому будет поднимать их в лунную ночь к звёздам…