Джульетта с соседней улицы

Обычно не принято спрашивать, сколько лет женщине: ей столько, сколько можно дать на первый взгляд. С Еленой Шигаповой — случай особый: после театрального училища ее, девятнадцатилетнюю, позвали в наш театр на роль Золушки

Бенефис, который «Свободное пространство» ей устраивает, посвящен десятилетию творческой деятельности актрисы. Но вот когда она на сцене, а Золушка ли, Джульетта, — пятнадцатилетние девчонки считают, что на сцене — ровесница. Причем все эти десять лет, все новые поколения юных считают ее ровесницей.

Травести — так называется амплуа артистов, играющих подростков. Шигапова никогда под подростка «не косила». В самой первой своей роли Золушки, она предстала зрителю маленькой, но женщиной, неустроенной, обиженной судьбой, ей уже вознесенной до небес, но от этого не потерявшей простоты и прелести. С той поры она во всех своих ролях несет зрителю этот золотничок неприкаянности: прекрасная, но не своя, на балу и в хрустальных башмачках, но до полуночи... И эта неуверенность во взгляде: не потеряю ли свой хрустальный башмачок?

Ее героинь так хочется пожалеть на первых минутах любого спектакля, и так хочется восхищаться в финале, когда они умирают или воскресают. Передать на бумаге все оттенки ее ироничного смеха довольно трудно. Но упомянуть в некоторых местах интервью «ха-ха» вы сможете без труда, расставляя ремарку по собственному вкусу.

— Мне почему-то кажется, Лена, что пришли в театр случайно, как будто шли-шли по улице и вдруг зашли в театр, попали на сцену и...

— Когда я пришла на эту сцену, действительно, самой казалось, что я здесь оказалась случайно. Во-первых, мне в училище действительно не повезло с педагогами, со школой только, слава Богу, здесь тогда играли хорошие артисты — Таня Борисова, Владик Трахтенберг, Толя Ващенко. Учиться пришлось срочно, позвонила из Днепропетровска Михайлову, а он: «Приезжай срочно, Золушка заболела».

— И все-таки, как кажется: ты башмачок свой нашла?

— То есть, удалась ли жизнь?

— Да.

— Наверное, удалась. Потому что чувствую, есть люди, которым нравится, что я делаю. Было время, когда я чувствовала себя невостребованной. Оно пролетело довольно быстро... Хотя у меня нет ощущения, что жизнь пролетела. Я как-то повзрослеть не успела даже (смеется). Бенефис вовсе не означает, что жизнь закончилась.

— Скажи, у тебя есть любимый театральный костюм?

— Мне очень нравится переодеваться в мольеровском «Пурсоньяке». Валя Семичева сшила мне для него очень много красивых костюмов. Я так Жюли играю — такую воздушную и романтичную, я ее костюмы больше люблю, чем сам спектакль (смеется). Серьезно, он когда-то построен режиссером, как сплошная импровизация. А без хозяйского взгляда всякая импровизация превращается в бардак. У моей героини в спектакле — лирическая линия, и протянуть ее через весь этот хаос практически невозможно: история драматургически не прописана, мы сами ее придумывали. Зато костюмы!

— Вас узнают на улицах?

— Часто. Очень часто (смеется). В ларьке недавно покупала пиво, и вдруг слышу в очереди: «Молодым артистам везде у нас дорога».

— Что же тут смешного?

— Просто ситуация такая. Ночью, извините, пиво, в ларьке... А вообще, приятно, Когда я только-только пришла в театр, к нам в театр гораздо меньше ходили. И очень сложная, особенно молодежь, публика: стреляли во время спектакля, чем-то шумели. Сейчас что-то сдвинулось в хорошую сторону, новое поколение воспиталось что ли? Молчат. Слушают каждое слово. Раньше в кино ходили, потом — возле ящика собирались. А сейчас молодежь разделилась: одни — за компьютер, а другие к нам, в театр.

— Когда смотришь на ваших героинь, кажется, что у вас очень сильный характер.

— Характер у меня, скажем, мягкий, и в этом мой главный недостаток: я очень нерешительный человек. Это мне очень сильно мешает в жизни — всегда боюсь разорвать что-то.

— То есть большое противоречие между характером и профессией?

— Да. Но в одном не сомневаюсь: предназначением был театр. Я с детства, сколько себя помню, играла, пела, развлекала гостей своих родителей. Очень хотела учиться музыке, но мы жили в однокомнатной квартире, и пианино поставить было некуда, о чем до сих пор жалею. Но о том, что стану актрисой, было много знаков.

— Вы верующая или суеверная?

— Нет, я стараюсь быть верующей, хоти суеверия меня просто раздирают. Я — Стрелец по зодиаку, но родилась в последний день этого знака, а дальше Козерог идет. Он такой нерешительный, а Стрелец, напротив, — вперед идущий. Поэтому, видимо, меня всю жизнь раздирают эти противоречия. Я стараюсь быть верующим человеком, потому что это единственный способ выжить сейчас. Депрессия, которая настигает — ужасная вещь, она просто сжирает души. Особенно в маленьком городе, где замкнуты пространство и круг общения. Вера — это единственный путь, по которому можно куда-то долго идти и... не упасть.

— Вы глина или руки в этой жизни?

— Сейчас, мне кажется, я делаю себя сама, а совсем еще недавно была очень мягкой глиной. Меня режиссеры, которые работали со мной, обожали — им было так легко меня лепить. Но чем дальше я работаю, тем больше понимаю, что на сцене надо быть, прежде всего, собой. Иначе это просто не интересно: с годами приходит опыт, и технически можно сделать что-то неординарное. Нр если нет именно твоего отношения к тому, что и как происходит — это просто скучно.

— А публика чему учит?

— Она тоже бывает разная. На спектаклях, которые мне нравятся, вижу, как публика довольна и хохочет, а мне грустно только. Я хочу сказать, что это не однозначно все: мы все друг у друга всю жизнь учимся.

— Какие комплексы особенно мешают быть свободной на сцене и в жизни?

— Раньше грыз ужасный комплекс, что я какая-то не такая, не самодостаточная, что ли. И это во мне плохо, и это я не умею. Сейчас я стараюсь эту не уверенность в себе как-то режиссировать: пусть я плохая, но уж такая, какая есть.

— Удается ли в театре прожить без конфликтов?

— Можно, но я не знаю, стоит ли? У меня случаются конфликты только из-за каких-то принципиальных и профессиональных вещей. Я всегда стараюсь, хоть и не всегда получается жить по принципу: «Делай все на полную катушку, то есть с полной отдачей». И никакие другие эмоции и наши обиды не должны мешать работе. Театр репертуарный дает нам очень мало времени на выпуск спектакля. Наша профессия на самом деле состоит из мелочей, и без конфликтов нельзя прожить. Театр сам по себе это уже конфликт с обыденной жизнью.

— Какую роль Вам уже не сыграть?

— Джульетту жалко. Я бы сейчас ее сыграла совсем по-другому. Мне дали эту роль, когда я в театре проработала без году неделю. Я тогда еще не понимала и не умела. Было одно желание, такое, которое сейчас уже не воскресить. Мне всегда хотелось сыграть сильную и волевую женщину, которая правит людьми и обстоятельствами... Клеопатру, например (смеется).

— Кем из животных вы себя могли бы представить?

— Ой? Животных... Белка, наверное.

— В смысле? Быт замучил?

— Мне, слава Богу, дали квартиру в центре города. С тех поp я стараюсь устраивать по мере своих сил этот самый быт. Получается плохо, но мои друзья любят ко мне приходить в гости, и не любят уходить Они говорят: «Как у тебя хорошо».

23 февраля на бенефис к Елене придут друзья. Она сыграет сцены из спектаклей, которые сопровождали ее все эти десять лет жизни в Орле. На сцене, сменяя друг друга, пройдут самые разные женщины: от Джульетты до гимназистки минувших времен. Все они будут разные, но роднить их с девочками, сидящими в зале, будет одно: счастливые и печальные, грустные и смешные, они похожи какой-то неприкаянностью судеб. В жизни точно так же, как на сцене. А на сцене точно так же, как в зале