Что скрывается за кулисами? Чем живёт орловский театр сегодня?

Интервью Александра МИХАЙЛОВА для «АиФ-Черноземье»

Худрук театра «Свободное пространство» Александр Михайлов рассказал, почему из год в год в нашем городе становится всё сложнее проводить театральный фестиваль «Ludi», чем отличается хороший спектакль от плохого и как обычному зрителю прочувствовать особую атмосферу искусства.

Эля Волженцева, «АиФ-Черноземье»: Александр Алексеевич, как вы оцениваете прошедший театральный фестиваль «Ludi»?

Александр Михайлов: В этом году он получился и творчески, и профессионально, и эмоционально очень насыщенным, потому что кроме спектаклей у нас были ещё и очень содержательные дискуссии. Первый раз мы пригласили молодых критиков — магистрантов из Санкт-Петербурга. Порадовали и сами постановки. Не было провальных или проходных работ. Наоборот, зрители и члены жюри наблюдали в каждой интенсивную духовную борьбу, когда сценический персонаж вынужден напрягать все свои силы, чтобы взаимодействовать с миром, а часто — и противостоять ему. Всё это требует от зрителя соучастия. Мне кажется, такой накал был в каждом спектакле, поэтому у меня сложилось положительное впечатление. Мы ставили перед собой задачу — сделать программу фестиваля разнообразной, чтобы люди могли понять, что и как сегодня происходит в области драматургии, режиссуры и актёрского мастерства.

— «Ludi» — масштабное ежегодное событие для нашего города, но складывается ощущение, что о фестивале знает лишь узкий круг людей, которые следят за местной театральной жизнью. Как думаете, почему так происходит?

— Мы выкладывали информацию о фестивале на различных площадках в интернете. Да и те, кто хоть как-то заходят на сайт театра, безусловно, о грядущих событиях знали. Но очень большую прослойку горожан нужно информировать по-другому. Я считаю, что с этим в Орле просто беда, потому что слишком мало мест, где театры могут разместить информацию. Раньше мы вешали афиши на остановках, но сейчас это стало очень сложно сделать. Площадки для наружной рекламы в городе очень дорогие, и там мы можем видеть лишь афиши популярных эстрадных исполнителей, которые приезжают в Орёл. Местным театрам туда просто не зайти. Растяжки у нас тоже давно не вешаются.

В этом году город выделил нам три тумбы. Но что такое три рекламных места на город с населением более 300 тыс человек? Финансирования тоже не было, немного денег дали только в последний момент, поэтому мы не смогли запланировать печать полиграфической продукции в полном объёме.

— Какой спектакль из конкурсной программы вы бы выделили для себя?

— Поскольку название фестиваля «Ludi», то мне очень интересно было следить за актёрскими проявлениями. Спектакль «Это я — Эдит Пиаф» получился очень ярким и глубоким. Интересная работа просто на разрыв аорты вышла у артиста из Болгарии, который у нас здесь ничего не получил, но он очень талантливый, как мне кажется, парень. Было любопытно посмотреть, как сербская труппа работала в русской классике. Замечательный совершенно ансамбль питерского театра, который получил Гран-при фестиваля. Про своих я не говорю, но у нас очень хорошие актрисы. Нижегородская актриса продемонстрировала очень яркую работу. Невероятно интересная режиссёрская партитура была разработана в спектакле «Вдребезги». Всё это очень запомнилось.

И приятно, что у фестиваля был замечательный финал, где мы увидели игру киргизской актрисы и американского артиста. Его я смотрю не в первый раз. Мне кажется, здесь было его самое удачное выступление из всех, что я видел. Всё, что происходило на сцене, очень хорошо принимал зрительный зал.

— Александр Алексеевич, сам зритель изменился за последние несколько лет? По-прежнему сложно «заманить» молодёжь в театр или же — это стереотип?

— Мне кажется, что зритель потихонечку взрослеет, а возраст посещающих театр, в основном, начинается с 30 лет. С молодёжью мы тоже стараемся работать. К примеру, студенты очень часто заняты, и если их не дёргать и не организовывать, они вообще могут забыть, что у нас есть театр. Если говорить в общем, то сложнее всего с подростками старшего возраста. Для ребят, которые учатся в 6-10 классах, есть не так много постановок, которые они могут посмотреть. К сожалению, если в эти годы они теряют привычку ходить в театр, то дальше уже бывает трудновато её восстановить.

— Кажется, мода на театр постепенно возвращается, и появляется определённая прослойка зрителей, которые ходят на спектакли просто, чтобы «не ударить в грязь лицом». Как вы считаете, театр — это искусство для всех? Или, все-таки, чтобы в полной мере насладиться постановкой, нужно обладать определённым интеллектуальным уровнем?

— Всё зависит от того, какой это театр. За каждым спектаклем стоит конкретный автор и его видение мира, поэтому бывает и искусство, как вы говорите, не для всех. Мы в этом плане достаточно демократичны. Я считаю, что постановка должна находить своего зрителя. Но, конечно, не подстраиваться под него специально. Театр должен быть впереди всегда, ведь в своих взглядах публика консервативна и не может меняться быстрее, чем меняется искусство. Каждая новая парадигма воспринимается не сразу. Это хорошо видно также на примере живописи и музыки. Но, поскольку театр построен на непосредственном контакте со зрителем, этот процесс становится сложнее. При всех поисках ты должен понимать, что если тебе не удалось найти отклик в зале, то ты проиграл. Другое дело, если мнения людей разделяются. Тогда, — это нормальный вариант для театра. Я в своей работе никогда ничего специально не упрощаю, но всё-таки мне хочется, чтобы людям было понятно то, что я хочу им сказать, чтобы это находило отклик в их сердцах.

— А если посмотреть на ситуацию с точки зрения зрителя? К примеру, это нормально, когда мы выходим из зрительного зала, испытывая разные эмоции? Или это говорит о том, что кто-то просто не понял смысл пьесы?

— Если со стороны труппы проделана грамотная работа, то на время спектакля зритель становится неким коллективным существом. Только во время не очень хорошей постановки один человек хихикает, а весь зал молчит. Обычно, чем коллективнее реакция, тем более внятный посыл идёт со сцены. Конечно, у каждого зрителя, так или иначе, будут какие-то собственные нюансы восприятия, но если люди совсем уж по-разному понимают спектакль, то это не должно сильно радовать режиссера. Если, конечно, у него есть чёткий ответ на вопрос: «Чего я хочу?».

— Хорошо, а если у спектакля открытый финал?

— В открытом финале есть такой кусочек, который касается каждого. Оттуда любой человек может «взять» что-то для себя. И тогда будет очень правильно, что у каждого зрителя останется своё мнение. Иногда бывают спектакли провокационные в этом смысле, чтобы люди вышли из зрительного зала и начали спорить, обмениваться мнениями.

Удивительно, но когда мы все вместе собираемся, мы немножко умнеем. У зрителя включается высшее «Я», включается опыт, заложенный в архетипической памяти.

— Зритель стал более культурным?

— Я думаю, что нам удалось создать какую-то прослойку думающих людей. У меня нет ощущения, что зритель глупеет. На искусство в социально-политическом смысле влиять не так уж и просто, поэтому в театр не приходят сильно зомбированными по поводу каких-то ожиданий. Конечно, у публики остаётся консерватизм, но это абсолютно нормально, когда приходится иметь дело с сопротивлением чему-то авангардному. Сейчас в театре снимаются табу и открываются какие-то новые темы. Зритель видит на сцене как бы игровое, но при этом абсолютно реальное человеческое существование. Иногда, это вызывает у людей и оторопь, и недоумение. Главное, что процесс личностного развития зрителей не идёт вспять.

— Провинциальный зритель чем-то отличается от столичного? Говорят, что в маленьких городах люди более зашорены.

— Нет, что вы. Если средний столичный спектакль взять, там в зале процентов 10-15 будут москвичи, остальные — всё равно приезжие. А потом, очень многие жители мегаполиса вообще не прикасаются к искусству — живут в спальных районах и никогда не бывают в театре. Мне кажется, что там небольшая прослойка тех, кто может в полной мере воспринимать современное театральное искусство. Да, конечно, она больше, чем у нас в Орле, но только за счёт общей численности населения.

— Театр — это высокое искусство. Возможно, именно поэтому зритель возлагает на спектакль больше ожиданий, чем, например, на фильм. Как отличить годную театральную постановку от не очень хорошей?

— Если ты во время спектакля обливался слезами или хохотал, а потом выходишь, и кто-то тебе говорит: «Ты знаешь, это такая дрянь была», ты будешь думать и пытаться понять, почему ты отреагировал на постановку именно так, а у другого человека это вызвало отторжение. Но опять же, это удел тех зрителей, которые склонны к анализу.

Бывает и другая ситуация, когда человек уходит со спектакля в смятении и не понимает, почему его так взволновало увиденное. И здесь могут помочь театральные критики, которые в художественной форме выражают своё мнение так, что зритель читает и думает: «Ну, конечно! Это именно то, что я почувствовал. Вот, оказывается, почему я заплакал».

Собственное понимание и театральный вкус воспитываются только количеством увиденного, прочитанного и прочувствованного. Поэтому, надо больше интересоваться. Если спектакль, фильм или книга интересные, о них обязательно будут отзывы. Если речь идёт о классической пьесе, то можно узнать, когда, кем и для чего она была написана. А если это новая драма, то можно поискать информацию о том, что сегодня волнует молодых драматургов, чем их видение отличается от того, что было 10-15 лет назад.

Иначе, если личный опыт совсем никак не соприкасается с взглядами того художника, который ставил спектакль, можно оказаться в недоумении и не найти точек соприкосновения.

— В 2015-ом город остался без фестиваля из-за ремонта театральных площадок. Известно, что качество работ вызвало много нареканий. Служащие вашего театра уже привыкли к новым условиям?

— Да, но крыша по-прежнему течёт. Конечно, после ремонта здание всё-таки стало лучше, но не настолько, насколько должно было бы. Многие материалы оказались некачественными и как они поведут себя через год-два — неизвестно. Я думаю, проблем с этим будет ещё много. Из плюсов могу отметить, что у нас стало больше технических возможностей по свету. Но, опять же, нет того оборудования, ради которого мы начинали. Осталось много недоделок. Есть определённые проблемы в зрительном зале. Мы фактически потеряли задний ряд, а на балконе есть несколько мест, на которых вообще нельзя сидеть.

— Действительно ли из-за недостатка финансирования фестиваль «Ludi» может прекратить своё существование?

— Всё очень сложно. Невозможно, готовя такое событие, до последнего момента ходить и дрожать — получится всё провести или нет. Мы приглашаем серьезных людей деятелей искусств и целые коллективы. Важно обеспечить им нормальные условия.

Минимальный бюджет, который нужен для этого маленького фестиваля — 1,5-2 млн руб. Сейчас мы работаем так, что люди приезжают за свой счёт, чтобы принять участие.

— Какой вы видите выход?

— Должно быть постановление правительства области, в котором было бы указано, что фестиваль проводится ежегодно. Это позволило бы выделять средства из бюджета в определённые сроки. Ведь деньги тоже не могут поступать за неделю до открытия, потому что необходимо провести серьёзную организационную работу.

— Театральный сезон подходит к концу. У вас уже есть какие-то планы на новый?

— Пока не буду раскрывать все секреты, но мы ведём переговоры с несколькими режиссерами. Хотим, чтобы всё получилось сбалансировано и интересно. До конца этого сезона мы работаем над новым музыкальным спектаклем «Люди Ламанчи», это будет первая премьера нового сезона.