Опрокинутая любовь

35-й театральный сезон театр «Свободное пространство» открыл трагедией женского сердца

6 октября в театре «Свободное пространство» был аншлаг. 35-й театральный сезон открывался премьерой — трагической хроникой в двух действиях «Леди Макбет Мценского уезда» по одноименному очерку Николая Лескова.
История испепеляющей, выжигающей все живое в душе и вокруг себя любви Катерины Измайловой знакома всем. Сказать новое, чем-то удивить в инсценировке известного литературного произведения — для режиссера задача не из легких. Петербургский режиссер Владимир Ветрогонов в сотрудничестве с молодым художником Александром Храмцовым (Санкт-Петербург) справились с этой задачей блестяще.
Голые дощатые полы и мрачно-тяжелые тюремные двери. На фоне мрачных лиц надзирателей светлым лучом сияет лицо осужденной Катерины Измайловой (арт. Мария Козлова). Белоснежная кожа и воспаленный взгляд черных глаз — пока еще она живет своей любовью. Пока еще она не знает, как предаст, растопчет ее любовь «ясный свет Сереженька». Это история любви слепой, любви «сплошной», как называет ее следователь (арт. Сергей Пузырев). Кто-то может назвать ее пожирающей страстью, но любовь Катерины — болезненна, патологична, а потому не может называться просто страстью — безудержным любовным влечением.
Как кадры в кино, на сцене быстро меняются картинки: на растворенные тюремные засовы сверху опускаются белые уютные занавески — и вот мы в купеческом тереме, где проходит жизнь Катерины — скучающей купчихи, жены старого мужа. Вот веселый красавец Сергей (арт. Сергей Козлов). Да, она прильнула к его груди по велению плоти. Это четко обозначено Лесковым в тексте очерка. Некого любить больше Катерине, вот и обрушила она на Сергея всю свою нерастраченную любовь. Сцена любви Катерины и Сергея сценически эффектна и волнующе страстна. Патриархальный стол, за которым она только что чинно пила чай с мужем и свекром, по мановению ока превращается в постель. Резкий режиссерский ход — мужнин стол становится ложем преступного наслаждения. И всего-то — круглая скатерть на столе меняется на круглое одеяло.
Уже упоминавшиеся тюремные двери с засовами — лейтмотив сценографа, как напоминание, предупреждение о том, что низменные страсти в человеческом обществе неизбежно приведут в эти двери. Эти знаковые декорации в спектакле постоянно трансформируются, своими передвижениями отображая настроение каждой отдельной сцены: вот они замкнули в круг каторжан — вечная мука, холод, несвобода, вот они стремительно, ровным рядом выезжают, наступают на зрителя — беда, безысходность, непоправимость.
Несмотря на общий мрачный тон спектакля, действие насыщено юмором. Чего стоит, например, уморительная безмолвная пластическая сцена, в которой дворня пирует за остатками барского стола (балетмейстер Светлана Щекотихина)!
Особое украшение спектакля — великолепный лесковский народный язык — инсценировщик, молодой талантливый драматург Ярослава Пулинович, сумела сохранить его в пьесе во всей прелести. Народ в спектакле не безлик. Здесь нет персонажей незначительных, второстепенных. Будь-то дворня, или толпа каторжников — что ни лицо, то яркий характер.
Авторы спектакля, как и Лесков, осуждают героиню и одновременно сочувствуют ей. Сочувствие это столь велико, что в пьесе появляется своего рода персонификация этого чувства (персонаж, которого нет у Лескова): это герой Сергея Пузырева — следователь Терентий Павлович. Он не просто сочувствует Катерине, он пытается хоть как-то ее спасти. Он настолько впечатлен и поражен этой «сплошной» любовью, что пишет об этой истории роман и зачитывает его своей кухарке.
Несмотря на кровавый сюжет, в спектакле нет «крови» — сцены убийства сглажены, намеренно лишены внешнего натуралистического эффекта. При этом зритель понимает, что это убийство, страшное преступление, но режиссер Ветрогонов ставил не ужастик, его спектакль — о любящей женщине. Катерина так харизматична в своем губительном чувстве! Свекра, мужа, племянника убила она, но зритель ненавидит не ее, а подлого рассчетливого Сергея, страшный замысел которого, как завороженная, выполняет потерявшая голову Катерина. Она любит, а он пользуется.
Режиссер спектакля Владимир Ветрогонов настолько пленен своей Катериной, что в отличие от Лескова, не лишает ее облагораживающих материнских чувств к новорожденному ребенку от любимого Сергея. У Лескова Катерина только и сказала: «Ну его совсем!» и, отворотясь к стене, без всякого стона, без всякой жалобы повалилась грудью на жесткую койку«. В спектакле она долго не хочет отдавать дитя, нежно прижимая его к груди. Она — женщина!
Заливисто-лирические переливы балалайки и домры, обрамляющие светлые моменты любви, обрываются жутким, гудящим оркестровым дрожанием (музыкальное оформление Ольги Селиной), и зритель, не успевая оправиться от очарования любовных сцен, погружается в черную смрадную яму смерти и предательства. Все мы помним печальный финал лесковского очерка. Но сценический язык талантливого режиссера, точный психологизм в игре актеров, выразительная сценография дарят нам новое, свежее, острое восприятие классики...Тоненькая, точеная фигурка Катерины облачена в бесформенную тюремную робу. На сцене мрак и зловещая тишина, нарушаемая лишь тихим полязгиванием кандалов заключенных. Единственное яркое пятно на сцене — ярко-красные шерстяные чулки Катерины, едва выглядывающие из-под халата. Толпа серых, обезличенных каторжников выступает на зрителя. Смазливая каторжанка Сонетка с белыми косами (арт. Елена Симонова) своим чудесным голоском заводит песню, радует народ. Именно ей и достаются Катины чулочки, которые выманил у бывшей возлюбленной Сергей. Лихо выплясывает, выставляя стройные ножки в красных чулочках, Сонетка. Горячо обнимает ее Сергей...
Тюремные двери — теперь уже борт парома, уносящего каторжан к месту назначения. Укутавшись в платок, спиной к зрителю стоит Катерина. Она уже не слышит взвизгиваний Сонетки, она уже знает, что сделает. В исступлении она вступает в танец с соперницей. Залихватски выбрасывая ноги, громким, чуть дребезжащим голоском поет она свою последнюю песню про любимого дружка. Момент — и, прихватив Сонетку, она бросается за борт.
«...Почти по пояс поднялась над водою Катерина Львовна, бросилась на Сонетку, как сильная щука на мягкоперую плотицу, и обе более уже не показались», — это следователь Терентий Павлович дочитал свой роман кухарке. Так авторы спектакля композиционно завершили представление о трагедии женского сердца.
Правда жизни не стареет, и потрясенный зритель воспринимал произведение Лескова как откровение современника. А ведь в этом году мы отметили 180-летие со дня его рождения...

14.10.2011

Автор: Марьяна Мищенко

Источник: Орловская правда

Купить билет