Рай потерянный и обретенный

Недавняя премьера театра «Свободное пространство» «Адам и Ева» (по пьесе немецкого драматурга Петера Хакса; режиссер — заслуженный деятель искусств России Александр Михайлов) очень мало напоминает свой ветхозаветный первоисточник

...Вот оно, вот оно — спелое, сочное, висит, покачиваясь, в дверном проеме вселенского познания. И что же в том плохого, если ты позволишь себе сделать то, чего так хочется именно тебе, а не кому-то еще? Что в том плохого, если ты поймешь, что, потеряв один рай, непременно обретешь другой? И уж совсем ничего плохого нет в том, что буйная, сладостно-горькая свобода воли — твоей и твоего любимого — в итоге возьмет верх над таким ясным, таким чистым, но таким плоским мировым порядком...

Нет-нет, я вовсе не пытаюсь пересказать вам историю человеческого грехопадения. Да и то: за исключением основных действующих лиц и общей сюжетной линии, недавняя премьера театра «Свободное пространство» «Адам и Ева» (по пьесе немецкого драматурга Петера Хакса; режиссер — заслуженный деятель искусств России Александр Михайлов) очень мало напоминает свой ветхозаветный первоисточник.

...Все вроде хорошо в этом уютном мирке: и небо голубое улыбается по-весеннему умытой, счастливой земле, и ломящиеся от цветов и плодов корзины свисают прямо с этого неба на изящных кружевных облачках-зонтиках... И сторожат свежесозданный рай земной очень симпатичные, полувылупившиеся из неведомых космических яиц серафимы... Спустившийся откуда-то из эмпиреев экран обещает совсем еще новеньким людям самые приятные температуру, влажность, давление. А этот несносный божественный визави Гавриил (Михаил Артемьев) все грешит на «несчастный» Эдем: мол, не сравниться ему, созданному из грязи (ну, мы-то скажем изящнее — материи), с прежними бесплотными, светоносными творениями. Он и на правильный, красивый круг-то не похож — яйцо яйцом, прости Господи! Правда, сам Творец (заслуженный артист России Валерий Лагоша) придерживается иной точки зрения. Со свойственной пока только Ему самоиронией («Мои пути чудны и неисповедимы») он разъясняет своему суетливому архангелу глупость непрерывного самохвальства «по обязанности», намекнув заодно и на красоту решений, принятых свободно.

А вот Адаму и Еве (их роли исполняют Дмитрий Зайцев-Ермак и Алена Кивайло) эти самые свободно принятые решения пока неведомы. Вот они, под аккомпанемент счастливо-идиотического смеха и плеска неведомых ручейков, синхронно-атлетически бегут на зов Творца. Поправив сбившийся на пшеничных кудрях венок, Адам, словно заученный урок, твердит Создателю свою ежедневную хвалу; Ева — та может в чем-то сомневаться, однако пока и она чиста, как ангел, — глаза ее широко раскрыты, движения легки и непринужденны. Но уже подвешен за стеклянной дверью запретный плод, и чему быть — того, как известно...

Крадучись, появляется на сцене вечный божественный оппонент — коварный Сатанаил (Николай Рожков), одетый во что-то такое готичненькое бордово-черное, отчаянно хиппующий, уверенный в своей победе. Разве может устоять перед искушением несовершенство? И вот уже в образе «слегка чересчур» манерной, изгибистой змейки темный ангел соблазняет Еву нарушить табу Творца. Параллельно Гавриил пытается сделать то же самое с Адамом, вознамерясь испытать крепость его духа. Но если его, скажем так, «конкурент» свою миссию выполнил, то бедного архангела чуть не поколотили, да вдобавок еще и угостили кое-чем не очень приятным... Вообще, эта комедийно-обрамляющая парочка (я имею в виду актеров, исполнявших роли Гавриила и Сатанаила) была абсолютно шикарна во всем, что она делала на сцене. За исключением разве что песенных вставок: они и в целом в теле постановки показались мне излишними.

И снова — стоит ли пересказывать известный всем с детских лет сюжет? Понятно, что при подобном раскладе и драматург, и режиссер, и зритель находят особое удовольствие в поиске и расстановке новых, неожиданных (но обязательно стилистически выверенных!) акцентов. Множество таких смысловых ударений было создано художником спектакля Марией Михайловой. Вместо приятной (но не более) прохлады райской любви к Адаму и Еве приходит земная «страсть, вожделение больное» — и они сбрасывают свои нарядные, чистенькие фартучки с изображением обнаженных торсов, меняя их на испещренные отпечатками рук одеяния. Место блаженно-счастливых дурачков занимают понимающие значение слов и поступков люди — и, выглянув в приоткрытую совершенным грехом дверь, мужчина и женщина снимают ненужные им больше яркие парики. Разоблачение внешнее и внутреннее — во имя того, чтобы никогда больше не быть одиноким...

Если говорить об актерских работах... Адам и Ева были очень красивы. В широком смысле слова — как физически, так и искренностью, и глубиной понимания выпавшего им на долю перевоплощения. Валерий Лагоша играл своего Творца (простите за каламбур) действительно существом, в котором все достоинства и недостатки прочих — всего лишь свойства. Оставаясь неизменно окруженным ореолом божественно-ироничного спокойствия, его герой мог быть и любующимся своими созданиями художником, и сторонним холодноватым наблюдателем, и даже несколько флегматичным философом; он завидовал своим творениям в минуты любви и невольно плакал, отпуская их в пустыню: «Пускай, как я, творят из ничего»... А то, что в программке спектакля значится один состав актеров, говорит о гармоничном единстве и неразрывности получившегося полотна.

...Рай потерянный и обретенный... Вот он, вот он — в единственной голубой полосе, оставшейся на отныне навсегда потемневшем эдемском небе. Возьми меня на руки, любимый, и унеси туда, где будем только мы — два прекрасных несовершенства. И где мы начнем все заново...