Странная история

«Бойня» Славомира Мрожека в «Свободном пространстве»

На премьеру этого спектакля в Ор­ловском театре «Свободное прост­ранство» ожидалось прибытие авто­ра, чье присутствие призвано было придать событию особый статус. Од­нако болезнь не позволила Славомиру Мрожеку прилететь в Орел.

Но «Бойня» в «Свободном прост­ранстве» сама по себе вызвала серь­езный резонанс. И даже спровоциро­вала проведение своеобразного «круглого стола», главной темой кото­рого стало творчество Мрожека.

В ходе беседы собравшиеся (а среди них были местные журналис­ты, столичные театроведы, предста­вители посольства Польши и Поль­ского центра в Москве) рассуждали об универсальности профессиональ­ного «почерка» Мрожека, справедли­во причисляемого к абсурдистам, но в произведениях которого отчетливо слышатся отголоски традиций Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова (кстати, сам Мрожек однажды об­молвился, что ему близок и А.Н.Островский). В общем, разговор полу­чился содержательным и полезным, хотя и несколько запоздавшим. По­тому что имя Мрожека сегодня почти исчезло с театральных афиш. А жаль. Уж больно высок был задавае­мый его ироничными, остросоциальными и одновременно философски­ми литературными творениями уро­вень зрительского восприятия.

Тем ценнее появление «Бойни» практически не имеющей внятной сценической судьбы в России. Зако­номерно, что к ней обратился кол­лектив «Свободного пространства» (при активном финансовом участии ЗАО «Биотон Восток» В10ТОЫ З.А., Польша), спектакли которого адресо­ваны прежде всего молодежной ау­дитории.

Ведь в фокусе мрожековского сю­жета — юноша. Метаморфозы его хрупкого внутреннего мира со всеми присущими данному весьма «нежно­му» возрасту желаниями и комплек­сами, грандиозными соблазнами и неминуемыми разочарованиями.

Текст пьесы подвергся изрядным сокращениям (а они, увы, неизбежны по причине изначальной предназна­ченности «Бойни» для исполнения на радио), но ее человеческий посыл и интеллектуальная составляющая ос­тались неизменными. Над перево­дом «Бойни» на язык театра труди­лась постановочная группа из Поль­ши, в которую вошли режиссер Гжегож Мрувчиньски, художник Марианн Иванович и композитор Збигнев Вишневски. Все они сработали на редкость добросовестно. Вишневски в соответствии с родом занятий глав­ного персонажа — Скрипача букваль­но наполнил спектакль музыкой: как собственной, оригинальной, так и классическими мелодиями А. Вивальди, Н.Паганини, Н.А. Римского-Корсакова. Иванович придумал стильное, достаточно функциональное оформ­ление (в первом акте мы видим ком­нату Скрипача, во втором — сцену филармонии). Мрувчиньски же «сочи­нил» из этих компонентов неорди­нарное, довольно жесткое действо, где мелодрама соседствует с откро­венным фарсом, а фантасмагория — с трагедией.

Здесь лирическое объяснение Флейтистки (Мария Демина) и Скри­пача (Дмитрий Зайцев) сменяется эксцентричными ревностными выпа­дами его Матери (Нона Исаева), по-прежнему считающей своего резко повзрослевшего сына несмышленым ребенком. А одна из реплик Скрипа­ча провоцирует настоящую мистифи­кацию, в результате которой до поры неприметно стоящий в углу бюст Па­ганини внезапно обретает плоть и кровь. Да еще заключает со Скрипа­чом почти дьявольскую сделку — в обмен на возможность в полной мере ощущать все земные радости маэст­ро Паганини (Николай Рожков) отдает ему свою гениальность.

И Скрипач непременно этим шан­сом воспользуется. Но в зрителях его дебютного сольного концерта вдруг «проснутся» животные инстинкты, стремление к созерцанию исключи­тельно кровавых зрелищ. И вот уже предприимчивый Директор филар­монии (Валерий Лагоша) готов объе­динить вверенное ему заведение с... бойней, а Скрипач — стать убийцей.

Впрочем, выдержать внезапно свалившийся на него психологичес­кий груз ему будет не под силу. Но, су­дя по финалу спектакля, найдется немало охотников умершего Скрипа­ча заменить...

Не правда ли, странная история, которую можно воспринимать как некую игру воображения героя, но более всего — как ясную метафору нынешней все меньше нуждающей­ся в культуре реальности. В этом Мрожек, написавший свою пьесу в далеком 1973 году, увы, оказался провидцем.