Театр «Свободное пространство» представил на суд орловскому зрителю спектакль «Спасти камер-юнкера Пушкина»

Он поставлен по одноимённой повести Михаила Хейфеца. Режиссёр и художник спектакля — Сергей Пузырёв.

Восторженно-мистический холодок пробегает по зрительному залу, когда на сцену выходит... Пушкин. Знакомая гордо вскинутая кудрявая голова, чёрный фрак чуть морщится в нешироких плечах... На лице актрисы (!), изображающей поэта (Ольга Виррийская) — ​чёрная лоснящаяся маска, повторяющая родные для любого русского черты Александра Сергеевича. Поэт то вопросительно, то с укором глядит на главного героя спектакля Михаила Питунина (Альберт Мальцев), который рассказывает зрителю о своих, нелёгких с детства, отношениях с поэзией Пушкина.

Питунин — ​немолодой несостоявшийся мужчина, предаётся воспоминаниям в своей питерской квартире на ул. Рентгена (и улица-то в пьесе неслучайная: в царские времена она называлась Лицейской, потому что именно сюда в своё время был перенесён Царскосельский лицей, который окончил поэт).

Пушкин появляется в квартире внезапно, торжественно взойдя на стол-комод, который неожиданно оказывается пьедесталом знаменитого питерского памятника поэту на площади Искусств. Именно памятник с бронзовым лицом — ​каким представлял себе Пушкина Питунин в детском саду — ​и явился нашему герою.

Тогда, в детсадовском детстве, нахрапистые воспиталки заставляли бедолагу Питунина заучивать недетские стихи Пушкина, рисовать иллюстрации к его же недетским сказкам. И, конечно, он за это просто тихо ненавидел «Наше всё!». Ничего хорошего не добавили к представлению Питунина о поэте и учёба в 69-й школе имени Пушкина (в здании бывшего лицея): благодаря кондовым учителям Пушкин вспоминается только как бессмысленное и занудное «бу-бу-бу, бу-бу-бу».

Страстные монологи главного героя о нелюбви к творчеству Пушкина сам поэт с бронзовым скорбным лицом выслушивает не статично, не по-памятниковски: то дёрнется от колкой фразы, то нахмурится, а то и вовсе отвернётся.

На сцене пока лишь белые ширмы, обозначающие границы квартиры, да высокие старинные часы без стрелок. Время размывается, оно становится пластичным: герой настолько «вжился» в личность поэта, что с лёгкостью переносится в его эпоху из своей. Пушкин дирижирует временем: он отрывает листки календаря, иллюстрируя повествование Питунина. Вот Питунин-подросток размышляет о дуэли поэта с Дантесом — ​и поэт срывает листок отрывного календаря, обнажая скорбную дату дуэли — ​27 января 1837 года, а когда Питунин возвращается к реальности, выплывает 2016 год. Звучит мистическая музыка, и будто на машине времени зритель погружается то в пушкинские времена, то в 1990-е, то в наши дни...

Время размывается, оно становится пластичным: герой настолько «вжился» в личность поэта, что с лёгкостью переносится в его эпоху из своей. Пушкин дирижирует временем.

Оболтуса Питунина, ненавидящего Пушкина, в одночасье меняет любовь. Всё меняется, когда встречает он на серых питерских улицах рыжеволосую, в джинсах-клешах девушку Киру с гитарой (Ольга Виррийская). Аккомпанируя себе на вдрызг расстроенной гитаре, та поёт песни... на стихи Пушкина. Очень необычно и свежо звучат знакомые стихи под три дворовых аккорда! Думается, многие в зале в этот момент тоже полюбили Пушкина!

Эксцентричная художница-хиппарка оказалась в душе возвышенной эстеткой. Пушкин был для неё воплощением божественного Идеала, а те, кто его убивал или просто не любил — ​воплощением мерзостей реального мира. Ну как в этой ситуации было Питунину не полюбить стихи?! И он полюбил. Часами сидел в библиотеке, вникал. А потом вместе уютными вечерами, попивая винцо, влюблённые вынашивают абсурдный, на взгляд обывателя, план — ​как спасти любимого поэта от смерти на дуэли.

Спасти Пушкина — ​значит, спасти наш мир от торжествующей пошлости и мерзости. Это лейтмотив пьесы Хейфеца и спектакля театра «Свободное пространство».

Встретив необыкновенную девушку, Питунин будто просыпается от дурного сна, и куда девается его дремучесть. Преображение героя режиссёр показал одним маленьким штрихом в декорациях: герой выносит на сцену и ставит на краю сцены вешалку с роскошным парадным костюмом — ​белоснежная манишка, бархатный немыслимого цвета фрак... В окружающем мире героя — ​сером, будничном, порой бессмысленном и жестоком — ​появляется Идеал: образ духовной подтянутости, благородства и неземной красоты. Да и комната на Рентгена преображается вместе с хозяином: яркие цветные шёлковые полотнища выстреливают из-за ширм в убогое пространство обители Питунина, как внезапно раскрывшиеся лепестки диковинных цветов!

Мощная актёрская работа Альберта Мальцева завораживает, заставляет зрителя следить за каждым движением, вздохом актёра. Хотя в его манере существовать на сцене нет показательной красивости и героизма, напротив, он подчёркнуто будничен, совсем не героичен — ​будто вышел на сцену прямо из соседнего с тобой зрительского кресла. Но потому-то и следишь за его жизнью на сцене, как за своей собственной — ​так актёр убедителен и прост. А быть простым на сцене (актёры знают) совсем не просто.

Если тема Пушкина в спектакле ассоциируется с фраком, то тема Дантеса — ​естественно, с военным мундиром. Поэтому армейский период нашего героя стал отличным фоном для рассказа об убийце поэта. Эпизод очередного столкновения «Пушкина» (идеала) и «свинцовой мерзости жизни» в армии позволил авторам спектакля высветить образ этого быдловатого насмешника со смазливой внешностью.

Спасти Пушкина — значит, спасти наш мир от торжествующей пошлости и мерзости.

Третья, и последняя часть спектакля — ​1990-е годы, бандитский Петербург. Неудавшийся предприниматель, разорённый рэкетирами, Питунин не выходит из своей квартиры на Рентгена, вспоминая Киру, рассматривая её картину. В его жизни нет ничего священнее, чем любовь к Пушкину и к Кире.

Но «свинцовая мерзость жизни» и здесь не оставляет нашего Питунина в покое. Братки — ​бывшие армейские сослуживцы (Дмитрий Литвинцев и Максим Громов) вновь врываются в его жизнь. Приглянулась бандитушкам квартирка в Питере на улице Рентгена, на бывшей Лицейской.

Страшна и эффектна финальная сцена. Питунин приходит на место дуэли (станция метро «Чёрная речка» — ​это рядом: от улицы Рентгена «сначала пешком до „Петроградской“. Оттуда прямая ветка, без пересадок. Всего одна остановка»). В руках старинный пистолет, вокруг высокие сугробы (белая ткань покрыла все предметы и декорации на сцене). Под стареньким пальто — ​парадный бархатный фрак, тот самый, что так символично появился вначале на сцене и, как чеховское ружьё, дождался своего часа: Питунин пришёл спасать Пушкина...

Из зрительного зала слышен топот — ​это бегут братки, ведь задумали они Питунина просто убить, чтобы завладеть квартирой на бывшей Лицейской. Выстрел — ​Питунин падает. Второй — ​и ответная пуля из старинного пистолета попадает в руку братку, которого играет Максим Громов, ​волею режиссёра несколько минут назад воплощавший и Дантеса.

С болью в сердце кричит Питунин о том, как ошибался, полагая, что Пушкин — ​мазила, что не попал в Дантеса с пяти шагов. Попал! Но закрылся тот мерзавец рукой, и пуля, пройдя через руку, ударилась в медную пуговицу на его мундире... И вот сейчас, в наше время, дуэль изворотливой мерзости и уязвимого идеала повторяется.

Время, лица, эпохи — ​всё смешивается в какой-то блестящий художественный беспорядок. Питунин умирает («Это что же — ​я действительно спас Пушкина? Схлопотал его пулю?»). Из вневременного портала, откуда к герою приходил Пушкин, выходит Кира с пушкинским цилиндром, наполненным черешней. Она уводит нашего Питунина в небесный покой, где на белом снегу они весело едят черешню, смеясь и выплёвывая косточки. Совсем как беспечный герой пушкинской «Дуэли»...

Где это происходит? А вне времени и пространства. Мерзость вечно покушается на благость. И мир устоит, если останутся в нём чудаки, мечтающие спасти Пушкина.

10.02.2016

Автор: Марьяна Мищенко

Источник: Орёл-регион

Купить билет