О премьере трагикомедии «СПАСТИ КАМЕР-ЮНКЕРА ПУШКИНА»
О премьере спектакля «СПАСТИ КАМЕР-ЮНКЕРА ПУШКИНА» по пьесе Михаила Хейфеца в постановке Сергея ПУЗЫРЕВА
«ОРЛОВСКАЯ ПРАВДА»
Театр «Свободное пространство» представил на суд орловскому зрителю спектакль «Спасти камер-юнкера Пушкина»
Он поставлен по одноимённой повести Михаила Хейфеца. Режиссёр и художник спектакля — Сергей Пузырёв.
Восторженно-мистический холодок пробегает по зрительному залу, когда на сцену выходит... Пушкин. Знакомая гордо вскинутая кудрявая голова, чёрный фрак чуть морщится в нешироких плечах... На лице актрисы (!), изображающей поэта (Ольга Виррийская) — чёрная лоснящаяся маска, повторяющая родные для любого русского черты Александра Сергеевича. Поэт то вопросительно, то с укором глядит на главного героя спектакля Михаила Питунина (Альберт Мальцев), который рассказывает зрителю о своих, нелёгких с детства, отношениях с поэзией Пушкина.
Питунин — немолодой несостоявшийся мужчина, предаётся воспоминаниям в своей питерской квартире на ул. Рентгена (и улица-то в пьесе неслучайная: в царские времена она называлась Лицейской, потому что именно сюда в своё время был перенесён Царскосельский лицей, который окончил поэт).
Пушкин появляется в квартире внезапно, торжественно взойдя на стол-комод, который неожиданно оказывается пьедесталом знаменитого питерского памятника поэту на площади Искусств. Именно памятник с бронзовым лицом — каким представлял себе Пушкина Питунин в детском саду — и явился нашему герою.
Тогда, в детсадовском детстве, нахрапистые воспиталки заставляли бедолагу Питунина заучивать недетские стихи Пушкина, рисовать иллюстрации к его же недетским сказкам. И, конечно, он за это просто тихо ненавидел «Наше всё!». Ничего хорошего не добавили к представлению Питунина о поэте и учёба в 69-й школе имени Пушкина (в здании бывшего лицея): благодаря кондовым учителям Пушкин вспоминается только как бессмысленное и занудное «бу-бу-бу, бу-бу-бу».
Страстные монологи главного героя о нелюбви к творчеству Пушкина сам поэт с бронзовым скорбным лицом выслушивает не статично, не по-памятниковски: то дёрнется от колкой фразы, то нахмурится, а то и вовсе отвернётся.
На сцене пока лишь белые ширмы, обозначающие границы квартиры, да высокие старинные часы без стрелок. Время размывается, оно становится пластичным: герой настолько «вжился» в личность поэта, что с лёгкостью переносится в его эпоху из своей. Пушкин дирижирует временем: он отрывает листки календаря, иллюстрируя повествование Питунина. Вот Питунин-подросток размышляет о дуэли поэта с Дантесом — и поэт срывает листок отрывного календаря, обнажая скорбную дату дуэли — 27 января 1837 года, а когда Питунин возвращается к реальности, выплывает 2016 год. Звучит мистическая музыка, и будто на машине времени зритель погружается то в пушкинские времена, то в 1990-е, то в наши дни...
Оболтуса Питунина, ненавидящего Пушкина, в одночасье меняет любовь. Всё меняется, когда встречает он на серых питерских улицах рыжеволосую, в джинсах-клешах девушку Киру с гитарой (Ольга Виррийская). Аккомпанируя себе на вдрызг расстроенной гитаре, та поёт песни... на стихи Пушкина. Очень необычно и свежо звучат знакомые стихи под три дворовых аккорда! Думается, многие в зале в этот момент тоже полюбили Пушкина!
Эксцентричная художница-хиппарка оказалась в душе возвышенной эстеткой. Пушкин был для неё воплощением божественного Идеала, а те, кто его убивал или просто не любил — воплощением мерзостей реального мира. Ну как в этой ситуации было Питунину не полюбить стихи?! И он полюбил. Часами сидел в библиотеке, вникал. А потом вместе уютными вечерами, попивая винцо, влюблённые вынашивают абсурдный, на взгляд обывателя, план — как спасти любимого поэта от смерти на дуэли.
Спасти Пушкина — значит, спасти наш мир от торжествующей пошлости и мерзости. Это лейтмотив пьесы Хейфеца и спектакля театра «Свободное пространство».
Встретив необыкновенную девушку, Питунин будто просыпается от дурного сна, и куда девается его дремучесть. Преображение героя режиссёр показал одним маленьким штрихом в декорациях: герой выносит на сцену и ставит на краю сцены вешалку с роскошным парадным костюмом — белоснежная манишка, бархатный немыслимого цвета фрак... В окружающем мире героя — сером, будничном, порой бессмысленном и жестоком — появляется Идеал: образ духовной подтянутости, благородства и неземной красоты. Да и комната на Рентгена преображается вместе с хозяином: яркие цветные шёлковые полотнища выстреливают из-за ширм в убогое пространство обители Питунина, как внезапно раскрывшиеся лепестки диковинных цветов!
Мощная актёрская работа Альберта Мальцева завораживает, заставляет зрителя следить за каждым движением, вздохом актёра. Хотя в его манере существовать на сцене нет показательной красивости и героизма, напротив, он подчёркнуто будничен, совсем не героичен — будто вышел на сцену прямо из соседнего с тобой зрительского кресла. Но потому-то и следишь за его жизнью на сцене, как за своей собственной — так актёр убедителен и прост. А быть простым на сцене (актёры знают) совсем не просто.
Если тема Пушкина в спектакле ассоциируется с фраком, то тема Дантеса — естественно, с военным мундиром. Поэтому армейский период нашего героя стал отличным фоном для рассказа об убийце поэта. Эпизод очередного столкновения «Пушкина» (идеала) и «свинцовой мерзости жизни» в армии позволил авторам спектакля высветить образ этого быдловатого насмешника со смазливой внешностью.
Третья, и последняя часть спектакля — 1990-е годы, бандитский Петербург. Неудавшийся предприниматель, разорённый рэкетирами, Питунин не выходит из своей квартиры на Рентгена, вспоминая Киру, рассматривая её картину. В его жизни нет ничего священнее, чем любовь к Пушкину и к Кире.
Но «свинцовая мерзость жизни» и здесь не оставляет нашего Питунина в покое. Братки — бывшие армейские сослуживцы (Дмитрий Литвинцев и Максим Громов) вновь врываются в его жизнь. Приглянулась бандитушкам квартирка в Питере на улице Рентгена, на бывшей Лицейской.
Страшна и эффектна финальная сцена. Питунин приходит на место дуэли (станция метро «Чёрная речка» — это рядом: от улицы Рентгена «сначала пешком до „Петроградской“. Оттуда прямая ветка, без пересадок. Всего одна остановка»). В руках старинный пистолет, вокруг высокие сугробы (белая ткань покрыла все предметы и декорации на сцене). Под стареньким пальто — парадный бархатный фрак, тот самый, что так символично появился вначале на сцене и, как чеховское ружьё, дождался своего часа: Питунин пришёл спасать Пушкина...
Из зрительного зала слышен топот — это бегут братки, ведь задумали они Питунина просто убить, чтобы завладеть квартирой на бывшей Лицейской. Выстрел — Питунин падает. Второй — и ответная пуля из старинного пистолета попадает в руку братку, которого играет Максим Громов, волею режиссёра несколько минут назад воплощавший и Дантеса.
С болью в сердце кричит Питунин о том, как ошибался, полагая, что Пушкин — мазила, что не попал в Дантеса с пяти шагов. Попал! Но закрылся тот мерзавец рукой, и пуля, пройдя через руку, ударилась в медную пуговицу на его мундире... И вот сейчас, в наше время, дуэль изворотливой мерзости и уязвимого идеала повторяется.
Время, лица, эпохи — всё смешивается в какой-то блестящий художественный беспорядок. Питунин умирает («Это что же — я действительно спас Пушкина? Схлопотал его пулю?»). Из вневременного портала, откуда к герою приходил Пушкин, выходит Кира с пушкинским цилиндром, наполненным черешней. Она уводит нашего Питунина в небесный покой, где на белом снегу они весело едят черешню, смеясь и выплёвывая косточки. Совсем как беспечный герой пушкинской «Дуэли»...
Где это происходит? А вне времени и пространства. Мерзость вечно покушается на благость. И мир устоит, если останутся в нём чудаки, мечтающие спасти Пушкина.
Марьяна МИЩЕНКО
«ИНФООРЕЛ»
Книжная камера вечной весны
В театре «Свободное пространство» вышел спектакль о Пушкине и короткой эпохе постперестройки. Первая премьера 2016 года оживила зрительские дискуссии.
Спектакль Сергея Пузырева по пьесе Михаила Хейфеца «Спасти камер-юнкера Пушкина» затрагивает тему, из которой последние полгода вытекает так много ностальгических и аналитических проектов. Поэтому, несомненно, весомую часть успеха премьере обеспечил драматург: во-первых, решив рассказать историю о ничем не примечательном представителе поколения, рождённом в период застоя, а во-вторых, добившись игристой простоты
и лёгкости в виртуозно выстроенных монологах. В 2012 году пьеса победила на авторитетном конкурсе «Действующие лица», в 2013-м получила Гран-при на «Конкурсе конкурсов» «Золотой маски», специальный приз библиотеки искусств, а за журнальный вариант в виде повести победила в конкурсе «О Петербурге в прозе и стихах». Кроме того, она стала одним из наиболее востребованных современных драматургических произведений. Но ещё никто из режиссёров не рискнул поставить эту монопьесу как моноспектакль.
Орловский режиссер Сергей Пузырев воплотил своё видение в сценическом решении этого материала. С грязного звука первых аккордов дребезжащей гитары из альбома «Сто лет одиночества» группы «Гражданская оборона» начинается история-откровение о человеке, который всю свою жизнь пытался убежать от мира и спрятаться в духовной миграции. Но зоопарк сменился джунглями, правила игры поменялись, а Михаил Питунин — главный герой этой трагикомедии, роль которого исполняет Альберт Мальцев — решился на фантастический подвиг.
Первая фраза в спектакле зрительный зал задевает за живое, ведь герой признаётся в том, что говорить открыто в обществе не принято и считается зазорным. Он сообщает: «Пушкина я возненавидел ещё в детстве. Можно сказать, как-то сразу не заладилось. Ещё с детского сада». Но это отторжение, о котором он заявляет без зазрения совести, касается не литературных предпочтений и не вопросов эстетики, а лишь иллюстрирует старую поговорку: «насильно мил не будешь». Так что претензии здесь высказываются вовсе не к поэту, а к навязываемому стереотипу и пресловутой принудиловке. По мнению ряда исследователей, с 1937 года в СССР официальная идеология насаждала «чисто коммунистический культ Пушкина», который «возводился по точно такой же модели, как культы Ленина и Сталина». Изучение творчества Пушкина в школе, где его, как и «Маяковского, насаждали как картошку при Екатерине Второй» (по образному сравнению Бориса Пастернака), сделало своё чёрное дело.
Первая фраза в спектакле зрительный зал задевает за живое, ведь герой признаётся в том, что говорить открыто в обществе не принято и считается зазорным. Он сообщает: «Пушкина я возненавидел ещё в детстве. Можно сказать, как-то сразу не заладилось. Ещё с детского сада». Но это отторжение, о котором он заявляет без зазрения совести, касается не литературных предпочтений и не вопросов эстетики, а лишь иллюстрирует старую поговорку: «насильно мил не будешь». Так что претензии здесь высказываются вовсе не к поэту, а к навязываемому стереотипу и пресловутой принудиловке. По мнению ряда исследователей, с 1937 года в СССР официальная идеология насаждала «чисто коммунистический культ Пушкина», который «возводился по точно такой же модели, как культы Ленина и Сталина». Изучение творчества Пушкина в школе, где его, как и «Маяковского, насаждали как картошку при Екатерине Второй» (по образному сравнению Бориса Пастернака), сделало своё чёрное дело.
На сцене Пушкин поначалу появляется в качестве монолитного памятника. Именно таким он предстаёт в воображении маленького Миши Питунина: скучным, холодным, одним словом — мёртвым. Замечательная режиссёрская метафора, показывающая, как медный Пушкин сходит с пьедестала и становится для Питунина пусть и безмолвным, но чрезвычайно важным и в какой-то степени инфернальным спутником жизни, сопровождающим его повсюду духом, — это лишь одна из многочисленных находок Сергея Пузырева, которые наполнили спектакль художественной конкретикой и придали выразительную форму лежащим между строк пьесы смыслам. В миниатюрной, подвижной, стройной и лёгкой фигуре поэта уже начинают проступать черты того самого Пушкина, который умел очаровывать своих современников с первого взгляда и заражать развилистым смехом окружающих. Эту роль, построенную на пластике, исполняет Ольга Виррийская. Она же воплощает в спектакле и образ первой возлюбленной Питунина, которую режиссёр высекал из аллюзий действительности, лишь слегка опираясь на характер, очерченный в пьесе Михаилом Хейфецом.
Девочка-хиппи, распевающая песни трагически погибшей в 1991 году Янки Дягилевой. Вот она — открытая, искренняя, словно «ослепительный луч подлинности» — заметает свои шаги стрелками часов, утопает в безвременьи. Вместе с ней исчезает и Пушкин. А на опустевший пьедестал — свято место пусто не бывает — взбирается военщина. Сильная, гротесковая сцена «Сон Питунина», в которой смешивается ужас и смех, становится сквозной щелью между реальностью и иллюзорным миром, который главный герой строит вокруг себя. Яркие, пусть и эпизодические актерские работы Дмитрия Литвинцева и Максима Громова отсылают к типажам из фильма «Жмурки».
В трактовке режиссёра Питунин не просто чудаковатый романтик, заигравшийся фантазиями, а отчаявшийся одинокий человек, для которого единственной точкой опоры в распадающемся привычном мире стал именно Пушкин. Его воля проявилась в желании принять смерть достойно и нейтрализовать окружившую его пошлость и бессмысленность красками воображения. Отсюда и прощальная интонация, с которой Альберт Мальцев произносит свои ироничные монологи. Все сразу становится на свои места, и поэтому не возникает вопросов, почему взрослый мужчина так много говорит о детстве и юности.
Под сугробами житейских анекдотов Михаил Хейфец тщательно скрывает приближение к трагической развязке. Лишь перед финалом он даёт небольшой звоночек, который настораживает читателя и позволяет догадаться, что финал пьесы закончится не на мажорной ноте. В спектакле же Сергей Пузырев начинает готовить зрителя к развязке постепенно и практически сразу. Используя в прямом смысле звонки, прерывающие монолог героя вскрики телефона, он закидывает в пруд зрительских догадок удочку с наживкой тревоги.
Под сугробами житейских анекдотов Михаил Хейфец тщательно скрывает приближение к трагической развязке. Лишь перед финалом он даёт небольшой звоночек, который настораживает читателя и позволяет догадаться, что финал пьесы закончится не на мажорной ноте. В спектакле же Сергей Пузырев начинает готовить зрителя к развязке постепенно и практически сразу. Используя в прямом смысле звонки, прерывающие монолог героя вскрики телефона, он закидывает в пруд зрительских догадок удочку с наживкой тревоги.
Образ Питера в спектакле сретуширован и всплывает лишь потому, что история дуэли Пушкина с Дантесом указует на конкретное место финальной сцены. Чёрная речка, чёрный монолитный памятник Пушкину, чёрный юмор и нескончаемая чёрная полоса неудач главного героя.
Сергей Пузырев умеет и рассмешить зрителя, и довести до исступления и слёз, пощекотать нервы и размягчить сердце высокой лирикой. Он строит спектакли таким образом, что их увлекательно не только смотреть, но и разбирать, не упуская из внимания ни детали, ни образы действующих лиц, ни режиссёрскую трактовку в целом. Кстати, именно авторская, индивидуалистичная позиция делает его работы интересными и живыми. Можно наверняка говорить о преобладании дионисийского начала в его творчестве, которое не оставляет зрителя равнодушным и провоцирует думать и чувствовать.
Самое же ценное, если после просмотра спектакля зрители захотят освежить в памяти и перечитать произведения гения русской словесности, даровавшего нам современный русский язык.
Анна ДУЛЕВСКАЯ
Источник: Инфо-Сити, www.infoorel.ru
10.02.2016
